Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Том 1. Сборник
мешал содержимое, прибавляя: «Попробуйте, как это хорошо!» Конечно, распространявшийся нестерпимый запах говорил гораздо сильнее приглашения.
Когда вечером детей уложили, я по намекам дам упросил графа прочесть что-либо из «Войны и мира». Через две минуты мы уже были унесены в волшебный мир поэзии и поздно разошлись, унося в душе чудные образы романа[173].
На другой день мы заранее просили графиню поторопить с обедом, чтобы не запоздать в дорогу, которая нас напугала.
– Ах, как это будет хорошо, – сказал граф. – Мы все вас проводим в большой линейке. Обвезем вас вокруг фатального леса и возвратимся домой с уверенностью вашего благополучного прибытия в Новоселки.
Но вот обед кончился, и я попросил слугу приказать запрягать.
– Да, да, всем запрягать! – восклицал граф. – Тройкой долгушу, и мы все вместе пятеро поедем вперед, а ваш тарантас за нами.
Прошло более часу, а экипажей не подают. Я выбежал в сени и, услыхав от слуги обычное: «Сейчас!» – на некоторое время успокоился. Однако через полчаса я снова вышел в сени с вопросом: «Что же лошади?» На новое: «сейчас!» я воскликнул: «Помилуй, брат, я уже два часа жду! Узнай, пожалуйста, что там такое?»
– Дьякона дома нет, – горестно ответил слуга. Я не без робости посмотрел на него.
– Изволите видеть, их сиятельства приехали сюда четверкой; а тут когда нужен коренной хомут, то берут его на время у дьякона; а сегодня, как на грех, дьякона дома нет.
Неразыскавшийся дьякон положил предел всем нашим веселым затеям, и мы, простившись с радушными хозяевами, еще заблаговременно отыскались в Новоселках, откуда на другой же день уехали в Степановку.
А. А. Толстая
Воспоминания
Не помню, когда именно я встретилась со Львом Николаевичем в первый раз. Кажется это было в Москве у нашего общего родственника, графа Федора Ивановича Толстого (по прозванию «Американца»)[174].
В детстве я не знавала Льва Николаевича, несмотря на довольно близкое родство. Мы жили постоянно в Царском Селе или Петербурге, а он в тульской деревне, прежде чего воспитывался в Казани и Москве.
Вижу его совершенно ясно уже по возвращении его из Севастополя (1855 г.) молодым артиллерийским офицером и помню, какое милое впечатление он произвел на всех нас. В то время он уже был известен публике («Детство» появилось в 1852 г.). Все восхищались этим прелестным творением, а мы даже немного гордились талантом нашего родственника, хотя еще не предчувствовали его будущей знаменитости.
Сам по себе он был прост, чрезвычайно скромен и так игрив, что присутствие его воодушевляло всех. Про самого себя он говорил весьма редко, но всматривался в каждое новое лицо с особенным вниманием и презабавно передавал потом свои впечатления, почти всегда несколько крайние (absolus). Прозвище тонкокожего, данное ему впоследствии его женой, как раз подходило к нему: так сильно действовал на него в выгодную или невыгодную
Толстой в это время работал над второй частью романа, публиковавшегося в 1865–1866 гг. в «Русском вестнике» под названием «Тысяча восемьсот пятый год». И. П. Борисов писал Тургеневу 25 июля 1865 г.: «Толстой приготовил «1805 год» далее и читал Фету. Он хвалит. Его ужасно интересовало Ваше мнение – и что я ему высказал, то он
Двоюродный дядя Л. Н. Толстого, отчасти он послужил прототипом для образа графа Турбина-отца в повести «Два гусара» (1856).