Рукопись русского. Книга первая. «Les trios derniers coups, messieurs!» (Три последние игры, господа!). Елена & Михаил Крамер
в многочисленных гематомах на моем лице и теле. Я попробовал открыть глаза. Пошевелил челюстью. От боли застонал. И вдруг к своему неудовольствию услышал голос – знакомый и ненавистный голос Толясика.
– Поеду сегодня играть.
Мне хотелось убить Толясика, но я подумал, что у него мой пистолет, и еще не пришло время.
– Пожалеть тебя? – говорил со мной Толясик. – Никогда не жалей себя. Если тебя пожалел кто-нибудь, убей того. Жалость унижает. Жалкий мужчина ничтожен. Если пожалел сам себя, убей себя. Ну что, очухался, дурак?
«Ляля погибла. Погибла Ляля. Ляля погибла!» – гудело в моей голове. – Ляля погибла? Она не жива? – крикнул я, но не крикнул, а выхрипел кровавым сгустком.
– Она погибла, – сказал Толясик.
Я застонал и попытался уснуть, чтобы больше не просыпаться. Я ненавидел в тот момент Толясика, потому что он не выстрелил в меня. Тогда бы я был рядом с Лялей, тогда бы я любил ее, как и прежде. Теперь мне придется жить и ненавидеть всех вокруг. Подумал про старуху-собачницу: «Нужно убить старуху, – решил я, – потом Толясика».
Мы добрались до квартиры с коврами. В квартире Толясик затолкал меня в ванную. Я разделся и долго стоял под душем. Затем лег лицом вверх на кровать и так стал лежать.
Мне было трудно шевелить губами.
Мы стали разговаривать на повышенных тонах.
– Почему ты не пришел раньше? – визжал я.
– Играл.
– Как ты мог не прийти к ней? Твои слова, что жизнь – игра, – ложь. Ты сам придумал свои дурацкие правила. Я ненавижу тебя.
– Игра там, где нет системы.
– Системы?
– У любой системы есть ключ. У меня нет системы, у них нет ключа ко мне.
– Ты что, Бог?!
– Я – система.
Толясик никогда раньше не сквернословил, и теперь говорил со мной серьезно – не как с дураком. Может быть, на Толясика так подействовала смерть Ляли? Он сказал, что оставил ее тело в квартире. Ее долго били. И у нее к тому времени, как я ворвался в квартиру и стал драться за нее, уже не было лица. Когда Толясик пытался перевернуть ее, она уже хрипела. Она не развернулась из «улитки», только дернулась и затихла.
– Как ты мог бросить ее? Сволочь.
Толясик взял мой пистолет, тот, что я оставил в диване. Толясик с помощью моего пистолета быстро разделался с тремя здоровенными мужиками и еще одним, который прятался на кухне. Толясик умел стрелять – добил каждого выстрелом в голову.
С тех пор прошло некоторое время. Стали забываться детали.
Я несчетно сколько дней пролежал в квартире с коврами. О многом я думал, многое приходило мне на ум – принималось моим сознанием. Но и также многое было безжалостно отвергнуто. Думалось мне, что в связи со всеми стрессами и неурядицами в моей жизни я переродился в другую, более организованную личность.
Лялю мне пришлось забыть.
Все это случилось