Рукопись русского. Книга первая. «Les trios derniers coups, messieurs!» (Три последние игры, господа!). Елена & Михаил Крамер
оказалась на первом этаже. Я, когда заходили в подъезд, еще обратил внимание, что окна такие зарешетчатые, подумал, что там или офис или сауна частная с девочками.
Нам открыла молодая женщина, пропустила внутрь.
Я вошел. Оторвал взгляд от паркета, и взглянул ей в лицо. И шарахнулся…
Тут меня Толясик ногой как пнул – по кости попал. Я скривился от боли, но вида не показал, промолчал.
Это была почти моя жена, только старше взглядом.
Почти одно лицо!
Девушка была высокой, стройной, и волосы ее каштановые распущенные – в мелких кудряшках как от химии – рассыпались по голым ее плечам. Платье на тонких бретельках затрепетало от сквозняка и чуть приподнялось, и как парашютик стало. Вместо того, чтобы выть от боли, я рассматривал ее стройные бедра и тонкие икры. У моей жены икры были крепкие как у породистой лошади. У девушки, что стояла теперь в полумраке прихожей, было все не то чтобы слишком красивое, но такое желанное до неприличия.
Мы прошли в просторную залу с фотографиями на стенах, широкими удобными креслами и угловым диваном. Нас приветствовал хозяин. Он поднялся, втягивая сытое брюшко. Они с Толясиком поздоровались как деловые люди. А когда из соседней комнаты вышел другой человек, стал говорить на английском, я понял, что наш «клиент» и есть этот нерусь с выпяченным подбородком и белесенькими жидкими волосенками.
Мы расселись. Я оставил у ног сумку с деньгами и стал небрежно, так как и наказывал мне Толясик, рассматривать обстановку. Меня заинтересовали фотографии: на одной узнал хозяйку, встретившую нас. Фото было откровенное, но выполненное с художественным вкусом. Я подумал про себя, что девушка с такими формами стоит много больше, чем есть у меня денег.
Толясик посмотрел на меня, потом повернулся и произнес:
– Ляля, выглядишь дорого.
– Спасибо, – сказала Ляля и опустила глаза.
Я знал, что лицо (выражение его) у меня глупое: как я ни старался выпячивать подбородок, смотрел на себя в зеркало и убеждался, что так еще глупее получается.
Ляля улыбнулась мне: предложила чай или кофе трех сортов. Я попросил кофе с итальянским акцентом. Ляля повернулась к Толясику, свет из окна просветил ее как рентгеном. Я заметил, что она под платьем совершенно нагая, даже успел рассмотреть волнующие холмики. Работал кондиционер, или сквозило из прихожей: платье ее надувалось парашютиком, вновь опускалось, прикрывая чуть-чуть ее смуглые бедра.
У меня были крепкие мускулы, но тонкая худая шея и не широкие плечи. Мне всегда везло в драках: противник думал, что я слаб, и лез, не прикрываясь. Я бил отработанным хуком слева, а потом добивал правым прямым в челюсть или нос. За то, что я часто говорил о драках, Толясик меня бранил. Однажды я полез с ним драться, когда еще не знал, кто он есть такой: получив каким-то непонятным образом удар поддых, я свалился. Толясик еще пнул меня ногой в спину промеж лопаток. Я тогда отлеживался неделю. Толясик сказал, что если я не остепенюсь