Легенда о Мантикоре. Пропащая душа. Илона Ивашкевич
на полках за стойкой. Со двора тянуло гарью.
– А… Проснулась, спящая красавица, – весело улыбнулся трактирщик, протирая двери едким раствором. Стараясь не повредить серебряные полоски, прибитые по периметру тёмной окантовкой, и пентаграмму, он аккуратно стирал замёрзшую кровь с железа. Кровавые следы были оставлены низко над землёй, и ему приходилось нагибаться.
Во дворе ярко горел костёр. Хвосты алого пламени на сложенном из аккуратных брёвнышек помосте вздымались выше крыши крыльца. Холодный ветер, выхватывая из огня перепел, кидал грязно-серые хлопья на снег, пачкая нанесённые за ночь сугробы. Среди веток и мусора, девушка разглядела очертания чего-то, напоминающего куль с ветошью. Пламя монотонно жевало ткань, и она рассыпалась в серую пыль, оседая на чёрных углях. Среди тряпья торчала обугленная чёрная подошва нового армейского сапога. Носивший его, был мужчиной маленького роста, или юношей, только призванным на военную службу, служившим писарем или адъютантом. Мортель насвистывая детскую песенку, продолжал оттирать кровавые отпечатки с двери. Не желая смотреть на костёр, Эура опустила глаза. Под ногами в снегу что-то сверкнуло. Она подняла серебряную пуговицу с когтистой лапой на полированной поверхности. Рисунок был едва различим из-за бурого льда.
– Брось её! Сейчас же!
Кинув тряпку, Мортель кубарем скатился с лестницы и подскочил к девушке. Вырвав из рук пуговицу, он швырнул вещицу в костёр.
– Никогда, слышишь, никогда не бери ничего у мёртвых! Им и так покоя нет, хочешь, чтобы за вещами своими к тебе ходили?! – Заорал он. – Иди завтракать, каша стынет.– Добавил трактирщик, успокаиваясь. Убедившись, что пуговица исчезла среди золы и головешек, Мортель поковылял к крыльцу, подволакивая левую ногу.
Ели они молча. Эура хлебала разведённую крутым кипятком крупу, возя ложкой по глубокой миске, а Мортель просто молчал. После завтрака она положила на стол монеты и тихо ушла.
Вечером поднялась метель. Ветер завывал в дозорной башне. Ему вторили волчьи голоса с окрестных гор. На мгновение звезда над дверью в зале трактира ало вспыхнула. После в дверь заколотили. Трактирщик, протиравший стаканы, положил тряпицу, замер, сгорбился и щёлкнул пальцами с длинными острыми когтями.
Орки ввалились в зал шумной толпой. Заметив за стойкой старого гоблина, они направились к нему. Гоблин был стар, как окрестные скалы. В тусклом свете свечей обветренное изуродованное шрамами морщинистое лицо казалось ещё темнее и ещё старше. Седые жидкие волосы его были забраны в пучок и заколоты на затылке костью. Его высохшие, похожие на плети руки, торчали из козьей потрепанной тужурки, болтающейся на впалой татуированной груди.
– Здравствуй, Мортель,– пробасил командир на орочьем.
– И тебе не болеть, Вархвар. Добро пожаловать в мою скромную обитель. Что будете есть-пить?
Орк хрипло рассмеялся.
– Эля мне, а им, – он кивнул в сторону подчинённых рассаживающихся за ближайшим столом. – Им бормотухи позабористей, но чтоб голова не болела.