Большое Сердце. Жан-Кристоф Руфен
чем до приближенных короля. Держались мясники обычно скромно. Чувствуя пренебрежительное отношение к себе со стороны других горожан, торговцы мясом стремились добиться уважения, заключая союзы с представителями более престижных гильдий.
Мой дед был доволен, что его дочь вышла замуж не за мясника, однако считал, что ремесло скорняка тоже попахивает зверьем. Меня он очень любил – вероятно, потому, что я отличался от брата более хрупким сложением и, следовательно, по природе был предрасположен к умственным занятиям. Он был бы просто счастлив, если бы я попал в судейское сословие. Именно ему я обязан тем, что так долго посещал школу. От него до самой его кончины скрывали, что я упорно не желаю изучать латынь.
На исходе следующего года я услышал, как родители, понизив голос, обсуждали беспорядки, обагрившие кровью Париж. Я понял, что там взбунтовались мясники под предводительством некоего Кабоша, которого мой дед отлично знал. Мясники, подстрекаемые герцогом Бургундским, встали во главе недовольных, выступавших против излишеств, которым предавался королевский двор. Судейский ареопаг издал Реформаторский ордонанс об искоренении злоупотреблений. Под давлением мясников и взбунтовавшейся черни королю пришлось заслушать и одобрить сто пятьдесят девять статей ордонанса и утвердить их. В то время он пребывал в здравом рассудке и, по всей очевидности, почувствовал, сколь неприятно выслушивать упреки от собственного народа. Немедленно последовала реакция. В усмирении восставших мясников главную роль сыграли арманьяки. Отныне не мясные туши, а тела самих мясников болтались на виселицах вдоль парижских улиц. Те, кому удалось уцелеть во время резни, обратились в бегство. Один из таких беглецов добрался до нашего города. Поскольку члены гильдии мясников были под подозрением, дед доверил беглеца нам. Звали его Эсташ. Мы спрятали его на заднем дворе в пристройке, где были сложены козьи шкуры. По вечерам он усаживался возле кухни, а мы, вернувшись из школы, устраивались вокруг, развесив уши. Он изрядно забавлял нас, поскольку говорил со странным акцентом и употреблял незнакомые выражения. Эсташ был просто подручным мясника. Каждое утро он должен был доставлять на телеге мясо на кухни знатных семей. Хотя в особняках он бывал лишь с заднего крыльца, все же он подробно описал нам дома самых знатных придворных: и Нельский замок герцога Беррийского, в котором толпа сорвала двери и окна, чтобы не дать вельможе там остановиться; и особняк графа д’Артуа, собственность герцога Бургундского; и особняк Барбет, где проживала королева и где недавно был убит выходящий из него Людовик Орлеанский. Глаза подручного мясника горели ненавистью. Эсташ наслаждался, описывая роскошь этих домов, красоту гобеленов, мебели и посуды. Эти описания должны были возбудить в нас негодование. Он все время подчеркивал, какая нищета окружает эти пристанища роскоши и разврата.
Не знаю, что думал по этому поводу мой брат; что же касается меня, то эти рассказы вовсе не будили во мне возмущения, а