Белый бунт. Сергей Ермолов
как ребенок к новой игрушке. Стоя на коленях, поцеловала меня в шею, и ее соски скользнули по моей коже. Мне казалось, что я так счастлив, что уже не способен почувствовать свое счастье. Почувствовал, как мурашки пробежали по спине, когда я назвал ее по имени. Я поднял глаза и сердце сжалось от нерешительности и внезапной робости, которые были мне непонятны. Наташа обхватила меня руками за шею совсем так, как делала это в моем воображении.
У нее были очень мягкие губы. Мне нравилось быть искренним с собой. Разве любовь может быть другой?
– Говори, что угодно, – шептала Наташа.
Каждой женщине необходима ложь.
– Все хорошо? Тебе хорошо? – ей хотелось непременно по-разному.
Спокойная уверенная рука Наташи легла мне на затылок и удерживала меня в неподвижности, пока не унялась моя дрожь. Самого себя я удивлял больше, чем удивлял ее. Я не шевелился и закрыл глаза. Мне казалось, что мое сердце перестало биться. Наташа лучше меня знала, что мне необходимо.
– Мне никогда не нравились мужчины, которые знают о себе только то, что им хочется знать.
– Обожаю тебя.
– Да, обожай. Я знала, что ты обрадуешься, котенок. Я не знаю большей лжи, чем миф о стремлении женщины к порядочности. Интересно, что ты теперь обо мне подумаешь.
– Мне не пришлось тратить много времени на уговоры, – эта мысль испугала меня, и я начал оправдываться, но Наташа прервала меня:
– Ты прав, солнышко.
Я не шевелился. Только почувствовал, что не могу не улыбнуться: губы сами раздвинулись в улыбке.
– Тебе удобно? – спросила Наташа.
Я догадывался, что она притворяется и не притворяется одновременно. Я хотел, чтобы ее слова были правдой.
– Мне хочется знать, как ты ко мне относишься, – я не знал, какие чувства вызовут мои слова у Наташи.
– Мне с тобой хорошо. С тобой легко. Ты делаешь меня счастливее. Ты больше заботишься обо мне, чем о себе. Обычно я избегаю непонятного в отношениях с мужчинами.
Потом она заговорила с усилием, словно каждое слово должно было преодолеть какое-то внутреннее препятствие:
– Не трогай меня. Не надо. Ты все испортишь.
«Хватит», сказал я себе. «Ты становишься смешным». Правильнее не вспоминать о своих неудачах.
– Ты сердишься? – Наташа улыбнулась.
– Очень. Я стараюсь.
– Теперь улыбнись.
– Я люблю тебя, – мне стало легче оттого, что я выговорил эти слова. Я должен был их сказать. Затем и искал ее, чтобы сказать ей эти слова.
– Никогда не нужно ничего объяснять. Не надо, не целуй меня.
Наташа сидела, потянув колени к груди, уткнувшись в них лицом. Она казалась совсем маленькой. Сидела загадочная, почти незнакомая. Невозможно быть довольным женщиной всегда.
– Ты эгоист, – проговорила она.
– Все мужчины – эгоисты.
– Но не все мужчины так снисходительны к себе. Ты не мог бы меня обнять? Только очень крепко. Изо всех сил.
– Обнять?
– Да. Пожалуйста.
Я не сопротивлялся.