Белый бунт. Сергей Ермолов
стучу. Дверь открывается, и, думаю, я никогда не забуду лица, которое увидел в проеме. Я передумал и перечувствовал все на свете, прежде чем увидеть его. Я чувствую, что мой бешеный пульс понемногу падает.
– Ты чудо, – негромко говорю я и протягиваю букет красных роз.
– Спасибо. Проходи. Я так устала сегодня. У меня был тяжелый день.
– Я помогу тебе расслабиться. С тобой все в порядке?
– Да, я, наверное, просто устала. Хотя совершенно непонятно, как можно устать, сидя несколько часов на одном месте, абсолютно ничего не делая. Чуть-чуть переигрываю, да?
– Да, думаю – самую малость.
Под моим взглядом она виновато улыбается.
– Я все испортила, да?
– Есть немного. А тебе это так важно? Я имею в виду мое мнение, – осторожно уточняю я.
– Да, очень важно.
– Не смеши меня.
– Что же тут смешного?
– Ты очень тактична.
– Тактична?
Она стоит, уставившись в окно. Как будто я – нечто настолько несущественное, что и замечать не стоит, разве только по крайней необходимости.
– Вспоминаешь что-нибудь забавное?
– Что? Так, ничего особенного. Просто думала.
– Так, может, расскажешь, что стряслось?
– Хотела выйти на улицу. Но дальше двери не получилось.
– Ну, уже кое-что.
– Ага.
– Для начала неплохо.
– Что ты хочешь?
– Вина.
– Мне не трудно приготовить тебе что-нибудь. Скажи только, чего ты хочешь.
– Правда, ничего. Только вино.
– Садись. Я налью. Ты просто ужасен. Ужасен.
– Ты ведь все равно меня любишь? Или нет?
– Конечно, да.
– Я хотел сделать тебе комплимент.
– Тогда – спасибо. Если хочешь, можешь устроиться и поудобнее. Ты, главное, не стесняйся.
– Мне и так удобно.
– Мне нравятся застенчивые.
Наши взгляды встречаются, и в ее глазах мелькает что-то прежнее.
И тут я, словно издалека, слышу собственный голос:
– Не понимаю, о чем ты говоришь. Ты злишься на меня?
– Вовсе нет.
– Злишься, злишься. Это хотя бы честно.
– Не будь таким бестолковым.
– Что это должно значить?
– Ничего. Абсолютно ничего.
Я лишь постепенно понимаю, что не все в жизни математика. Но кое-что на свете никогда не меняется.
Наташа сидит за столом, пощипывает подбородок, хмурится. Она замечает:
– Не думаю, что я себе очень нравлюсь в данный момент.
– И мне ты не нравишься, и я сам себе не нравлюсь. Но нам обоим все это вообще-то по-настоящему не нравится, так зачем же утруждаться нелюбовью к самим себе?
Я смотрю на часы. Я встаю и начинаю ходить взад и вперед, топая ногами, растирая руки и похлопывая себя по телу.
– Ты неисправим!
– Я не то