Молодой Бояркин. Александр Гордеев
тебе вонючие автобусы и машины, чтобы топтали эти
грязные женщины, которые прячутся за одеждой, за походкой, за равнодушными
выражениями лиц, а на самом деле совсем другие. Такой великой грязи, казалось,
невозможно было противостоять.
* * *
Бояркину никак не удавалось войти в шумную, запутанную городскую жизнь. В толпе
с неповторяющимися чужими лицами он терялся, не ощущал себя собой. Весь человеческий
мир распался для него на маленькое, слабое "я" и на большое, цельное – "они". В Елкино
каждый человек воспринимался объемно, сразу с именем, с фамилией и с прозвищем, с
представлением о его родителях и о его детях, с видом дома, в котором он живет. А здесь все
эти "они" были словно контурами, вырезанными из бумаги, и назывались "вы", "будьте
добры" и "простите", "пожалуйста". И всем, всему городу, всему миру было безразлично,
живет или не живет на белом свете такой человек – Николай Бояркин. Часто, случайно
увидев свое лицо, отраженное какой-нибудь витриной, или специально, но как бы отвлеченно
вглядываясь в зеркало, Николай подавленно отмечал, что и лицо его – это лишь один рядовой
экземпляр из бесчисленной разновидности лиц в толпе. Не было и друзей. Почему-то таких
ребят, как Игорек Крышин, больше не находилось. А до Игорька теперь было расстояние в
два часовых пояса. Игорек учился в музыкальном училище. В том же городе на биофаке
училась Наташа Красильникова и уже как будто собиралась замуж.
Николаю теперь особенно сильно хотелось иметь девушку. Не за горами была служба
в армии, и страшно было остаться совсем одиноким, без поддержки.
В училище была группа девчонок, будущих радиомонтажниц, Николай
перезнакомился почти со всеми, и несколько раз ему даже удавалось влюбиться дня на два-
три. Поначалу он не заметил полноватую, круглощекую Женю, самую неразговорчивую и
тихую. Разговорились они случайно, на демонстрации седьмого ноября, когда после трибуны
все группы перемещались. День выдался солнечным, и Женя была в легком осеннем пальто,
в желтой вязаной шапочке, которая над ее овальным личиком казалась грибной шляпкой. Эта
шапочка Бояркину не понравилась, зато Женя умела так спокойно, но остроумно шутить, что
рядом с ней становилось легко и просто. А глаза ее, зеленые и ласковые, как лето,
завораживали и тревожили.
Колонна демонстрантов рассыпалась у сквера на набережной. Машины и автокары с
плакатами, портретами и заводскими эмблемами разъезжались в разные стороны.
Маршрутные автобусы еще не пошли, и на остановках празднично шумели толпы. Николай и
Женя свернули в сквер. Женя рассказала, что в этом году она не прошла по конкурсу на
факультет психологии и теперь занимается самостоятельно. Увлекалась даже хиромантией, и
в доказательство тут же прочла на ладони Бояркина, что жить он будет долго, счастливо и
будет дважды женат, чем очень его