Десять поворотов дороги. Оак Баррель
– это нормально, – поддержал партнера Гумбольдт. – Если у него и есть родственники, то это кроты и вся остальная дрянь, живущая под корнями.
– Белки! Ты должен ненавидеть белок, гадящих у тебя в дупле, – заключил Хряк.
После оба клоуна замолчали, опрокинув в глотку свежего смолистого пива. Хряк рыгнул и демонстративно уставился в потолок с байроновским видом.
Великан остался к репликам безучастен и небрежно сел на скамью, раздвинув товарищей по ее концам. Хвет ловко пристроился напротив. За столом возникло тягостное молчание.
– Похоже, ты забыл вопрос, который хотел задать? – подбодрил великана Хряк с пивными усами поверх жидкой полоски собственных, отросших за последние дни. – Например, какого хрена мы тут делаем, оборванные и грязные? И где наша повозка? Ну же, не стесняйся, малыш, спрашивай! Мы крайне расположены к разговору, – ядовито подначил его толстяк, ерзая на скамейке.
– За что люблю вас, ребята, – вы метете языком, даже по уши обтрухавшись, – пробасил громила, глянув на Кира и, кажется, только сейчас обратив на него внимание. – Это кто? Ты кто?
Тот быстро запихал в рот кусок хлеба и подавился, попытавшись одновременно ответить.
– О, Бан! Это – выборочная деревенщина! Зовут Киром. Только смотри на него быстрее: на ночь он забирается в яму и там общается с народом. Вишь? Вот-вот сбежит! А то уже пора – народ, поди, заждался послушать. Сей костыль ему – для скорости и для страху, – молвил Хряк, допивая из своей кружки и беспардонно потянувшись к соседской.
Кир расплылся в самой идиотской улыбке из своего репертуара, щедро сдобренной растертой по зубам репкой, за убылью коей пришлось заказать еще горшок. Под него товарищи поведали Бандону произошедшую в лесах историю увлекательных приключений, соблазнительных знакомств и героических поступков. Каждый отличился, истребив не менее десятка медведей, по дюжине горных троллей и наскоро переспав с храмовым гаремом. Аврил взялась уточнять, что нынче в приличные гаремы также принимают и юношей, но на нее дружно замахали руками, поставив оное под сомнение. Тогда девушка сдалась, признав, что и она, увы, весьма неразборчива в связях, полагаясь на скупую удачу, которой привалило вдруг целый воз.
– …однако мы неизбежно понесли потери, – констатировал под конец Гумбольдт, принимаясь за куриную ногу.
– Вы профукали наше добро, – не в тон ему отрубил Бандон.
– Ну да. Если говорить грубо.
– Если грубо, хреновы раздолбаи, – извини, Ав, к тебе это не относится – мы теперь без гроша в кармане! Вы зачем туда вообще поперлись?!
– Не все, – парировал Хвет, почему-то косясь на Кира. – Кое-кто был оставлен в стратегическом резерве и сохранил долю обобществленного имущества.
– Какого чьего имущества?! – проревел Бандон, по капле выходя из себя.
– Обобществленного, – ввязался Кир, которого развезло с горячей пищи и щедрой кружки ячменного, которое разливали в таверне. – Социальная справедливость