Игрушка Белоглазого Чу. Глеб Андреевич Васильев
принялся шумно прихлебывать чай, периодически подмигивая Пузнецову.
– Ты это, не серчай, что я тебя толкнул слегонца, – выпив в молчании примерно полчашки, сказал Руслан, с искренним любопытством изучая желтовато-коричневые подтеки на потолке. – Просто за штиблеты облеванные обидно стало – третьего дня только из Италии прибыли.
– Я щас никак, – выдавил из себя Пузднецов, осторожно протянул руку к стакану, едва коснулся его пальцами и тут же отдернул. – На той неделе мать зарплату получит.
– А? – лицо Руслана вытянулось в мину удивленного суслика, но мгновенно просветлело и разгладилось. – Да какие счеты, братан! Отмоются калоши-то. И вообще, прости, что я под дверью концерт устроил – нервы ни к черту.
– У, – не понимая решительно ничего и не имея сил удивляться внезапной внимательности и благодушию Шайморданова, Илья растерялся окончательно. Проснулся сырым и благоухающим, как кошачий туалет? Ничего удивительного – вчера у него был праздник, день рождения. Справлял традиционно в ресторане Макдоналдс (место не менялось с пятого класса школы) с верными товарищами на все времена, Лёшей Огузкиным и Петей Бодыльевым. Подготовились заранее – в ближайшем подвале приобрели три соевых плитки «Альпен Гольд» с толченым арахисом и полдюжины бутылок вкусной дешевой водки «РУСКАR», на голубой этикетке которой помимо указания на 40 процентов, красовалась гениальная по своей лаконичности надпись «зделано в росие», несколько теряющая свое очарование в напечатанном здесь же англоязычном эквиваленте «muden rоsya». Такая предусмотрительная запасливость обеспечивала минимизацию затрат в самом ресторане – оставалось прикупить лишь горячих закусок (несколько пакетиков картофеля фри) и прохладительных запивок (кока-колы со льдом), да еще может быть рожок сливочного мороженого для Огузкина. Сидели как всегда в излюбленном уголке, скрытом от глаз посетителей и полотеров с одной стороны лестницей, ведущей на второй этаж, с другой – рогатой вешалкой, гнущейся в это время года под тяжестью дубленок и шуб. Здесь не было необходимости прятать водку в рукав и разливать ее, делая вид, что подтягиваешь не к стати ослабший узелок на шнурке своего ботинка. Первые две бутылки разошлись под ободряющие похлопывания именинника по узким плечам и напуствия-пожелания тостов, произнесенных с набитыми картофельной соломкой ртами: «Ну, Илюх, с днюхой тя!», «Баб тебе сисястых, чтоб все давали», «Чтоб хер стоял и деньги были», «За нас и хуй с ними». За дружбу и родителей по вине Пети Бодыльева выпили вперемешку одновременно. Дело в том, что Петя решил отличиться и выйти за рамки привычных двух-трех слов. «Друзья мои, – Бодыльев обвел долгим нетрезво-блескучим взглядом все макдоналдсовские столики, вид которых не загораживала вешалка, – прекрасен наш союз. Как Аполлон. И здесь, под сенью этих стен, преломив, так сказать, хлеб, я хочу выпить. (Пузднецов, решил, что это конец тоста и уже собрался опрокинуть стопочку, но чуткий Огузкин пихнул его локтем в бок). Бодыльев набрал в легкие побольше воздуха и продолжил: За вас, дражайшие мои, за то, что было