Книга магии. Робин Хобб
в повозку или карету, жди беды. Если не с лошадьми, то сломаются ось или спица, или карета завязнет в колее, а то случается – возница упадет, корчась в судорогах. Я не один такой, у многих из нас в пути происходят разного рода несчастья, но лучше встретить их на суше, чем на море, как бедный отец Инцитатий. Чтобы добраться до Месоги, я нанял лодку от города вниз по реке Аспер до самого Старка, а остальную часть пути прошел пешком. Жаль, что реки текут только в одном направлении. Возвращаясь, я двину до Инсупер, поплыву на барже-лесовозе до моря, а там – до города на судне, перевозящем зерно. У меня морская болезнь, а заклинания от этого нет. Не везет так не везет.
От Риенса до Инсупера – семнадцать миль, вниз по долине и вверх по Чертову холму. В шести милях от Риенса дорога проходит через деревушку. Можно еще пройти старой дорогой к Тору, потом свернуть вниз, в леса, пересечь реку Блэквотер у Сенс-Форд, и окажешься на главной дороге в миле от деревни. Этот путь на пять миль длиннее, ненадежный и опасный, но зато не надо заходить в деревню – унылейшее, типичнейшее для Месоги местечко.
Везет как утопленнику. Я поплелся наверх, к Тор-Дроув, поскользнулся и скатился по лесовозной колее, заросшей вереском, где лесозаготовщики жгли хворост, и обнаружил, что река Блэквотер вышла из берегов от весенних дождей, брода не найти, как и способа перебраться на тот берег. В отчаянии я подумал, не раздвинуть ли мне воды или не повернуть ли реку вспять. Но на это существуют строгие правила, а будущему главе кафедры Совершенной логики нарушать их не к лицу, тем более понять, чья это проделка, не составит никакого труда – все знают, где я.
Так что пришлось тащиться назад, вверх по лесовозной колее, вниз к дороге, и от унылых размышлений о моей чудовищно растянутой одиссее путешествие стало еще утомительнее. Переночевав под буком и проснувшись от хрюканья диких свиней, на рассвете я добрался до деревни (простите, не хочется упоминать ее названия).
Напрасно я надеялся, что здесь хоть что‐нибудь изменилось. Кузня по-прежнему находится на главной улице. После смерти отца мать переехала к родне на север. Приобрел кузню какой‐то трудяга, стук молота по наковальне слышался за двести ярдов. Мой отец начинал работать через три часа после рассвета – «надо уважать соседей», которых он ненавидел и с которыми без конца ругался. Петли на воротах так никто и не закрепил, труба того и гляди рассыплется, держится исключительно на честном слове, – в Месоги на этом зиждется всё и вся.
Я натянул капюшон поглубже, чтобы не быть узнанным. Нечего и говорить, что при виде меня все бросали работу. Каждый здесь, кто старше двадцати лет, был мне знаком.
Гнато родился в семье угольщика. В Месоги сильны социальные различия, и угольщики, живущие на открытом воздухе, передвигающиеся по лесу с места на место, якшающиеся с чужаками, находятся на низшей ступени. Даже моя родня смотрит на них свысока. Но отец Гнато каким-то образом унаследовал ферму, примыкавшую к деревне. Загон выходил к дороге,