Мартовский заяц, или Записки мальчика индиго. Родин И. О.
впервые под трепетный гитарный аккомпанимент услыхал бессмертную «Мурку», «Сизую голубку», «Гоп со Смыком» и прочие воистину народные произведения. Помню какую-то чрезвычайно пафосную и длинную балладу о двух братьях, один из которых был белым, другой красным, в результате чего они убили друг друга где-то на кургане. Потом – какую-то песню, которую я называл «про кирпичный завод», потому что там были слова «по кирпичику, по кирпичику растащили кирпичный завод», жуткую историю о коварной матери, которая затеяла сжить со свету собственную незаконнорожденную дочь, ну и, само собой, огромное количество романсов – от отцветших в саду хризантем до душистых гроздьев белой акации. У деда (ее третьего по счету мужа) были баян и балалайка, на которых я, помнится, под его присмотром тогда же выучился играть «Русского», «Барыню» и «Светит месяц, светит ясный».
По рассказам бабки, выдали ее замуж рано – за солидного человека, партийного функционера (это было начало тридцатых годов). Фамилия у него была Бутылев и, как оказалось впоследствии, он ее полностью оправдывал. Вскорости партия направила Бутылева в Узбекистан – директором хлопкоочистительного завода. А в те годы, если партия говорила «надо», то отказываться было не принято, так что через пару месяцев чадящий паровоз уносил молодоженов на юг. Тридцатые годы XX века в Узбекистане, по рассказам бабки, мало чем отличались от тридцатых годов XVII или XVIII века. Местные жители, увидев проезжающий мимо автомобиль (у Бутылева был единственный автомобиль на всю округу), с криками «шайтан-арба» валились скопом в придорожную пыль и, закатив глаза и выставив вверх зады, покрытые не стиранными по году и более стегаными халатами, истово молились своему Аллаху. Читать практически никто не умел, найти толковых рабочих была проблема, учить, на какие кнопки нажимать, приходилось как ту собаку Павлова – исключительно апеллируя к рефлексам и универсальному методу кнута и пряника. Судя по всему, знаменитый ученый что-то не доработал в своей теории, так как на заводе, по рассказам бабки, все же периодически случались казусы. Например, такой. Хлопок на заводе после очистки сбрасывался в большой короб. Как только короб заполнялся, сверху опускался пресс и сжимал всю хлопковую массу до состояния брикета, удобного для транспортировки. Как-то раз, когда по каким-то причинам отключили электричество, один из узбеков забрался в короб и разлегся на мягком хлопке немного отдохнуть. И то ли уснул он, то ли еще что, но потом, как ни искали, не нашли ровным счетом ничего, кроме розоватых потеков на поверхности брикета. Бутылев особо разбираться не стал и отправил брикет в числе прочих с очередной партией заказчику.
В Узбекистане у бабки родилась первая дочь, которую назвали Люба. Именно заботами о ней да походами на базар была заполнена жизнь молодой директорши. О восточном базаре и прочей экзотике она рассказывала много интересного, но я запомнил лишь несколько слов, казавшихся мне тогда чуть ли не какими-то заклинаниями из «Сказок тысячи и одной ночи». Слова были такие: «ничпуль»