Андрей Пастухов. Кто он?. В. П. Фролов
от государственной службы, на одни провиантские не свести бы концы с концами, если бы не усердие Доминикии. За годы совместной жизни с Василием она делит с ним все труды и заботы, все пополам, а потом и радости, хотя и не столь частые, но случаются.
– Слава Богу, Василий, – шепотом говорит Доминикия мужу, уложив спать детей и подсев к нему, так еще и не вышедшему из-за стола после ужина, – в этом году мы на провиантские кое-что из одежонки себе и детишкам справим, благо что урожай в огороде лучше прошлогоднего намного.
– Ну, я так думаю, что не только от Бога все зависело, – ласково сказал Василий, обняв жену левой рукой и поправляя правой пряди волос на ее голове. – Воду на огород ты без него носила, да и не видел я, чтобы он там еще что тебе помогал делать.
– Ты все шутишь, а если бы Бог здоровья не давал, то попробовал бы ты осилить всю работу, – осторожно освобождаясь из-под руки мужа и приподнимаясь со скамейки, проговорила Доминикия.
– Будем надеяться, что все будет хорошо, – ответил Василий, вылезая из-за стола. Усмехнувшись, он глазами показал на спящих ребятишек: – Тем более что помощников у нас с тобой все больше и больше становится в доме.
А семья росла. Через два года у Пастуховых родилась еще одна помощница, Ксенией ее назвали.
– Вырастет и эта, вот только бы у самих здоровье было, – говорили Пастуховы, – а помехой дети никогда не будут, ведь в них и радость, и надежды родителей.
Но не миновало семью лихолетье, прокатилась в то время по югу волна холеры. Как ни крепился Василий, не выдержал напасти, скончался, оставив на руках Доминикии четверых мал мала меньше.
Маленький Андрюша так и не понял, куда же делся папаня. Он же вчера дома был, на кровати лежал, еще по головке его ласково гладил, а их всех потом к соседям отвели, там они и ночевали.
В хате стало совсем тихо. Ксюшка и та как будто утихомирилась, меньше капризничает. Мама, такая добрая, нежная и веселая раньше, теперь часто ходит с заплаканными глазами и нередко, обхватывая своими теплыми руками все вместе четыре головенки, молча долго их целует.
Надюшке тринадцатый год, матери по дому во всем помогает, да и на огороде многие дела на ее еще не окрепшие плечи легли. Надо бы давно ее в школу пристроить, но не принимают, да и содержать ее у матери сил нет, работать надо. Меньшие тоже под ее присмотром.
Глядя на сестренку, они по мере сил тоже помогают матери на огороде, а ведь им хочется побегать с другими ребятами по степи и на речку.
– Мам! – кричит с огорода Андрейка. – Чего Лешка отнимает у меня самый большой гарбуз?! Это я его сажал, а не он.
– Этот я сажал, – настаивает старший, – спроси Надю, она видела, кто какой сажал.
– Леша! Не спорь, – вмешивается в спор братьев сестра, – отдай гарбуз Андрюше, а я тебе свой дам, еще больший.
– Так нечестно, – обижается Алешка и, оставив Андрея в покое, шарит в густой листве, пытаясь найти побольше плод, чтобы отнести в погреб, куда начали складывать все то, что выросло в огороде.
Время