Алые розы на черном кресте. Ольга Рёснес
и свернутым прорезиненным плащом, Леша обнаруживает одно боковое, с сидящей напротив соседкой, уставившейся в окно и даже не глянувшей в его сторону. Затолкав сумку с плащом под сиденье, Леша хотел было поинтересоваться: что она там, в окне поезда, высматривает. А там сплошная лесополоса с тянущимися вдоль нее проводами, километр за километром. Вот, дура, нашла на что смотреть. Да какое, собственно, Леше до нее дело, пусть себе глазеет. И тут она поворачивается к нему, торопливо кивает, словно извиняясь за свое отсутствие, и снова в окно, к проносящимся мимо березам и электропроводам… Закомплексованная что ли? Леша демонстративно, чтобы она заметила, зевнул. Мимо проскочил, в распахнутом на тощей груди халате, псих и, обернувшись, сообщил хриплым фальцетом: «Экстренное совещание!» и понесся по вагону дальше. А эта, что у окна, вроде бы и не слышит, следит неотступно за пляшущими в воздухе проводами и солнечным мельтешеньем берез, и Леше становится не по себе от этого к нему безразличного отсутствия. Неожиданно переведя на него взгляд, она ни с того ни с сего интересуется:
– Терапевт, гинеколог, зубной?
Она стало быть знает, что он врач, да тут все это знают. И надо держать дистанцию, это Леша усвоил, катаясь на скорой помощи, поскольку все окружающие тебя люди – твои пациенты.
– Ну, положим, травматолог, – неохотно, словно делая ей одолжение, сознается он и тут же об этом жалеет, это ведь только его планы, а сам он пока студент. Да и что толку болтать об этом с девчонкой, не слишком к тому же разговорчивой, он ведь не мальчик какой-то, хотя пока всего лишь санитар скорой помощи, – будущий хирург… а что?
– И уже оперировал?
Настырная, как все бабы. Уперлась локтями в столик, аж подалась вперед, давай ей, выкладывай. Хотя мордашка у нее вполне… Леша бегло оценивает тонкий изгиб светлых бровей и спрятавшуюся под ними голубизну глаз, аккуратное, не продырявленное сережкой ушко, гладкость убранных со лба светло-русых волос… а она в самом деле ничего! Ну, как и почти все в свои двадцать лет.
– Пару раз ассистировал, – с особой значительностью, но все еще неохотно поясняет Леша, – перелом бедра, разрыв мениска…
Дальше следовало бы уточнить, что ему, подрабатывающему на скорой санитаром, судьба дозволила нечто большее, о чем Леша не мог думать без восхищения: пару месяцев назад он вынул у живого человека сердце. Их было в машине трое, сам Леша, врач и шофер, тогда как лежащее на носилках тело было уже не в счет, хотя попавший под трамвай чувак был все еще жив и в свои на вид тридцать с небольшим мог бы, пожалуй, и выкарабкаться… да кто его знает, мог или не мог… Такое ведь не в первый раз, и врачу это хорошо известно: пока жизнь еще тут, она чего-то стоит и всегда находится покупатель. Врач делает это быстро, умело, и контейнер с физраствором всегда тут, но как назло принял перед выездом полстакана водки, чтоб не слишком в машине трясло, и теперь дрожат руки… «Давай ты, – командует врач санитару, – заодно научишься…»
Когда смерть уже тут