Пир князя Владимира. Душица Миланович
еще и этим.
Те же, кто женил его на Олаве, решили, что в его положении следовало бы завести новую жену да и княжеского тестя, и он согласился. К тому же слышал, что та, о которой говорил ему дядя, была обещана Ярополку!
Что до Ярополка, то он уже был готов послать ему комок глины с оттиском трезубца и объявлением войны. Приходилось, под давлением воевод и бояр, идти на него войной. Вся дружина всколыхнулась, возмутилась против власти Ярополка, который забрал у Олега древлянские земли, а княжеские права Владимира ограничил наместниками.
Все требовали от него похода на Киев.
Целыми днями сидел он в одиночестве, нахмурив брови и закусив нижнюю губу.
Дворовые, слуги, невольники – все в те дни прятались от княжьего гнева. Добрыня понимал, что с ним, ведь он сам все и заварил, послав доверенных людей просить княжну полоцкую в жены Владимиру, теперь даже он отошел в тень, выжидая, когда созреет то, что проросло после ее ответа и, насколько он мог оценить, разрасталось буйно, как бурьян.
Каждое создание, и каждая травинка, и пылинка, и гора огромная, все имеет причину своего существования. И каждое слово. Особенно слово. Ибо в начале было слово.
В надежде, что Владимира это рассеет, привели к нему Вячеслава, перворожденного его сына. Мальчик, светловолосый, с почти белым хохолком волос на темени, ростом едва достигал столешницы. Сжавшись в комок, чтобы не заплакать, он отскочил в сторону, когда его отец, погруженный в мысли и охваченный яростью, в бешенстве ударил кулаком по твердому дубовому дереву. Крепко сбитый стол и не скрипнул, а князь взмахом руки смел все, что на нем стояло. Кормилице указал на дверь, и она выскользнула вместе с ребенком…
Если бы Вячеслав не подал голоса, он бы совершенно забыл об их присутствии. Даже сын-первенец не мог смягчить остроту обиды и смыть горечь с души.
Да, он был князем, но все равно оставался незаконнорожденным! Сыном служанки, так сказала она. Ярополк был бы для нее хорошим выбором, но снимать сапоги сыну служанки! Такого никогда не будет! Рабское отродье! О гордая княжна Роня, дочь князя Рогволда.
Прошлой ночью, во сне, он видел издевательскую улыбку на прекрасном женском лице с надменно поднятым подбородком. Блеснули немного выдающиеся вперед клыки, и улыбка превратилась в хохот, который подхватили все его придворные, в том числе и та рабыня, которая всегда так податливо к нему прижималась, принимая его ласки, и которая теперь держалась с ним как пришибленная и все больше жалась по углам. Ишь, хвост поджала, словно ей было известно, что та, другая, смеялась над ним во сне. Сучки! Обе!
– Значит, за Ярополка, сына княжьего, в шелка пеленатого, пошла бы! Ничего у тебя не выйдет!
Она еще увидит, утешал он себя мстительными мыслями, каков он, князь Владимир, которого мать родила на сеновале, а не в опочивальне, как и следовало бы, потому что хоть и была Малуша ключницей, но отцом его был князь!
Тех самых наместников, которых Ярополк поставил в Новгороде от своего имени, он послал к брату гонцами, вручив им комок