Двойные двери. Татьяна Свичкарь
Зимой, если разгрести снег и потереть пальцем лёд, то получится наподобие «секретки»: и ряску застывшую видно, и нитки водорослей, и, кажется, даже лягушку.
А дома мама учила Симу ухаживать за старым домом по своему, по-женски. Не хвататься за молоток, как дед. Мыть окна, обметать паутину, смазывать особым маслом дверные петли. За домом следовало ухаживать как за старым человеком. Тогда дни его продлятся – Бог весть на сколько – но продлятся. К удивлению мамы, Сима не тяготилась этой работой. Дом таил для неё множество тайн.
Вот картина, что висит в проходной комнате. Другие вряд ли увидят там что-то кроме букета цветов на потемневшем фоне. Скользнут взглядом – а, старьё, и пройдут мимо. А для Симы тут целый сюжет, драма. Она видит в фиолетовом цветке, что в центре букета – лицо маленькой девочки, а в оранжевом цветке, что рядом – так легко представить лицо склонившегося к ребёнку мужчины. Один из лепестков добавляет профилю мужчины горбатый нос. Он явно злой, этот человек. И для Симы начинает плестись история, и она может сидеть на старом стуле с высокой спинкой, с тряпкой для пыли в руке и сочинять, сочинять…
А сколько волшебных цветных бликов отбрасывают на стены дома в солнечный день – подвески хрустальной люстры! Даже задвижка… Это местечко в косяке двери, куда полагается её задвинуть… Маленькая чёрная пещерка— вдруг в ней кто-нибудь живёт? Какое-нибудь крохотное сказочное существо?
В старших классах школы Сима ещё верила в сказочных существ, но уже ясно понимала: об этом нельзя говорить вслух. Вместо этого мечталось, чтобы вот такие же тюльпаны, которые Сима рвала в саду, и ставила букет – стебли истекали соком – в старинную вазу синего стекла возле уцелевшего портрета Елизаветы Августовны— чтобы такой же букет тюльпанов, пламенеющих чаш с горьковатым запахом, кружившим голову, кто-то неведомый подарил ей. Утром – букет у постели. Сима так и не прочла «Алых парусов», не ведала о старинном перстне, который Грэй надел на руку спящей Ассоли. Её мечта была гораздо проще, но оттого она не была меньшей в своей жажде волшебства, чуда…
А потом умер дедушка, и никто из тех, кто пришёл на поминки, не плакал. О дедушке говорили:
– Хорошо пожил, восемьдесят семь лет.
Сима же поняла, что из двух людей, которые во всём белом свете только её и любили – один ушёл. После похорон она до поздней ночи плакала у себя в постели так отчаянно, что мама пришла, села рядом и сказала:
– Не надо. Дедушке на том свете плохо будет. Мокро. В твоих слезах станет лежать, как в воде.
А потом произошло немыслимое: умерла мама. Сгорела за несколько дней, сразу после Рождества. Простудилась, закашляла тяжело, пошла к местной фельдшерице. Та послушала хрипы, поахала – «чисто гармошки в груди поют», написала длинный список лекарств, которые надо было купить. Но для этого нужно было ехать в город. Кто же поедет? Симу мама одну в город не пустит, а самой ехать – сил