Одиссей, или День сурка. Работы по поэтике. Илья Франк
пользуясь термином Гёте из его «Морфологии растений», называю «сущностной формой». Вот она:
Герой (посвящаемый) ↔ источник жизни (мифический зверь) ↔ двойник-антипод (звериный двойник).
Я думаю, такова самая простая, самая последняя форма любого сюжета. Если вы на нее посмотрите, так сказать, чисто по-человечески, то есть без всякого мифа, вы согласитесь со мной. В основе сюжета лежит то, что человек проходит испытания, «окунается в жизнь», после чего меняется в ту или иную сторону, становится другим.
Однако в «сущностной форме» вы видите только, так сказать, главные члены предложения. На самом же деле к ней прилагается и целый набор второстепенных членов, которые, в отличие от языкового предложения, в мифическом предложении есть всегда.
2
Посмотрим теперь (на примере истории с Полифемом) на некоторые второстепенные члены сущностной формы.
Обретение героем звериной шкуры. Поскольку посвящаемый превращается в зверя, он должен обрести шкуру (в этом, кстати, и смысл «золотого руна», за которым отправляются аргонавты). В нашей истории звериные шкуры обретаются тем, что Одиссей и его спутники выходят из пещеры в обнимку с баранами. О шкуре Полифема (его личной или надетой) ничего не сказано, однако он сравнивается с лесистой горой. Он лесист – это и есть его шкура. Часто между героем и звериным двойником происходит обмен шкурами (самый, пожалуй, яркий пример из русской литературы – обмен тулупами между Петром Гринёвым и Пугачевым в «Капитанской дочке» Пушкина).
Пристальный взгляд, магический глаз. Поскольку двойник-антипод есть предстоящий герою мир в его совокупности и мир-личность, смотрящий на героя, ему свойствен пристальный взгляд (таков, например, взгляд Рогожина, который ощущает на себе князь Мышкин в «Идиоте» Достоевского). Есть только герой и противостоящий ему мир, больше ничего нет. Герой, подобно Нарциссу, смотрится в воду – и видит встречный взгляд двойника-антипода. Однако, поскольку он встречает взгляд двойника, подчас это взгляд только одним глазом. Глаза – тоже двойники. Причем двойники-антиподы. Поэтому двойник часто либо слеп на один глаз, либо подмигивает, либо имеет разноцветные глаза (как, например, Воланд в «Мастере и Маргарите» Булгакова).
Отсутствие головы, слепота. Одноглазый (или подмигивающий) мир смотрит на героя. Мир – личность. Однако все же не человек (хотя может представать в человеческом и зверином облике). Отсюда возникает образ мира-личности, смотрящего на героя, видящего героя, но при этом лишенного либо головы, либо глаз. Таков, например, образ многоочитого тела (Аргус). (Аргус, кстати сказать, часто упоминается в «Одиссее».) Другой вариант – мир-личность предстает как голова без тела (например, богатырская голова в «Руслане и Людмиле» Пушкина). С одной стороны, как и в случае мира-туловища, произошло отрубание головы (и голова стала синонимом зрячего туловища), с другой стороны, подчеркивается особая зрячесть, особая пристальность взгляда (голова как квинтэссенция зрения). Иными словами, Полифем ослепляется потому, что он – гора, а у горы не может быть глаза.
Тут еще стоит заметить, что в процессе обряда инициации человек утрачивает свою прежнюю идентичность, свое имя. После обряда, например, надевали