Куда уходит детство. Николай Шмагин

      – Ну-ка Варя, налей сто пятьдесят да с прицепом, – мигнул он румяной буфетчице, потирая руки.

      – Морячок-то внук твой, Иван Яковлич? – кивнул на Ваньку пожилой лысый мужик, сдувая с кружки пену.

      Дед лихо опрокинул стакан под усы и кивнул утвердительно, тоже сдувая пену со своей кружки.

      – Хочешь? – мужик протянул Ваньке кружку, и тот стал браво хлебать горькое пиво, стараясь не ударить лицом в грязь перед мужиками.

      – Будет, – оттолкнул кружку дед, хмуря брови, – мал ещё. Негоже, Степаныч, – укорил он лысого мужика, тот рассмеялся:

      – Пусть привыкает, пригодится в будущем.

      – Безобразие! – пробасила проходившая мимо Васькина мать.

      – Свово учи, – откликнулся дед, глядя на торчащие из её сумки белые головки, и понимающе ухмыльнувшись.

      Немного в стороне гомонили прибывшие ещё раньше них инвалиды. Время от времени кто-то из мужиков у ларька протягивал им, то кружку пива, то стакан с водкой, и тогда инвалиды оживали – пьяные, горластые, дикие и жалкие одновременно, потерянные.

      – Алёша, ты чо сегодня, не в духе, али не в форме? – обратился к бравому безногому инвалиду в тележке один из мужиков.

      – Попробуй-ка ты так покататься изо дня в день, – выступил в поддержку инвалида другой мужик, – посмотрю я на тебя через недельку. В какой ты форме будешь, гусь лапчатый.

      Все вокруг, включая инвалида, засмеялись.

      – Лексей! Уважь обчество, исполни концерт. Уж мы не обидим, – громко попросили из толпы.

      – Конешно не обидим, не сумлевайся! – оживились вокруг, с интересом обращая взоры на инвалида: – Просим, Алёша! Давай-давай, не кобенься!

      – А может, он устал сегодня, не в силах? Чо пристали к человеку?

      – А ты помалкивай! Тебя не спросили…

      Алексей-Алёша обвёл взглядом, снизу вверх, толпу ожидавших его решения мужиков, и мутота в его глазах сменилась озорными огоньками.

      Все поняли, что концерт будет.

      – Тихо вы, угомонись пока! – настала та тишина, какая только возможна у винного ларька в день получки.

      Алексей-Алёша прикрыл глаза, сосредотачиваясь, затем приподнялся в тележке своим могучим торсом, насколько возможно, упёрся мосластыми ручищами в деревянные ручки-колодки и, оттопырив зад, громко и чётко пропердел Гимн Советского Союза: целый куплет да с припевом.

      Иссякнув, откинулся назад, отдыхая.

      Мужики почтительно прослушали концерт, затем один из них поднёс артисту полный до краёв гранёный стакан водки, другой – кружку пива. Все с уважением проследили, как он аккуратно выцедил водку и осушил кружку пива. После этого зааплодировали.

      – Спасибо, Алеша, уважил, так уважил! – умилился один мужичок.

      – Сроду такого не слыхивал! – изумился другой, помордастей.

      – А мы иногда слухаем, – похвалился третий, ражий.

      – В день аванса и получки! – вокруг захохотали. В руках у инвалидов появились новые кружки с пивом, стаканы с водкой…

      Отсмеявшись, дед попрощался с мужиками, взял Ваньку