Садовник для дьявола. Оксана Обухова
Взглядом высечет похуже розги.
И потому первые полчаса молчала. Выкать привычки не было, тыкать смелости не хватало, сидела обвыкала – как тут примут?
Сейчас вошла в комнату и увидела не гордую начальницу, а женщину, убитую горем. Навзничь распаханную.
Положила ладонь на спину Веры Анатольевны, погладила:
– Ты это, Анатольевна. Держись. Так уж случилось. Тебе теперь о живых думать надо, вон их сколько вокруг тебя.
Вера Анатольевна сухими, невыплаканными глазами смотрела на пенсионерку-крановщицу и ничего не говорила. Даже не моргала.
– Держись, Вера, ты молодец. Я вот и представить не могу, кто бы еще так поступить смог.
– В смысле? – немного разогнулась Кузнецова.
– Ну. ты вот нас вызвала. Разобраться хочешь. А кто тебе садовник? Увезли, и ладно – родных не тронули, живи себе дальше.
– Дальше? – усмехнулась вдова архитектора, выпрямилась. – Надежда Прохоровна, в нашем возрасте, когда начинаешь задумываться о том, что тебя ждет на Небесах, нельзя держать на сердце неподъемный груз. С подобной тяжестью до Бога не взлетают. Назад, под землю, утянет.
– Так на то она правда-то и существует. Чтоб душа, значит, чистая была да легкая.
– Думаете?
– Да.
– А я вот думаю наоборот. Что, если мое решение эгоистично? Беспокоясь о собственной душе, я гублю земное существование кого-то из моих близких? Это ли не эгоизм? Не смертный грех гордыни?
– Эко тебя завернуло-то, – пробормотала баба Надя. – Справедливость, она ведь не выбирает, она для всех одна. Как искупление. Правда, Вера, она завсегда наружу выплывет. Если ее в себе прятать, только хуже будет – душу искалечишь да испоганишь.
Вера Анатольевна совсем расправила сведенные горем плечи, посмотрела в сочувственное, строгое лицо старой крановщицы:
– Спасибо, Надежда Прохоровна. Спасибо, вы очень хорошо меня поняли.
Словно заново приглядываясь к серьезной – совершенной ровеснице! – Вера Анатольевна подумала, что та невероятно похожа на ее любимую актрису – Фаину Георгиевну Раневскую. И голосом, и статью.
– Ты, Вера, это. Выкать перестань. Мы вроде как теперь две школьные подружки.
– Хорошо, – улыбнулась бизнес-дама. – Мне будет тяжело, но я постараюсь, Надежда Прохоровна.
Фу-ты ну-ты, ножки гнуты! Воспитанная. Как Софа. Та тоже не сразу к нормальному общению переходит.
У дальнего угла торца стороны сторожки стояла большая крашенная зеленой краской бочка для сбора дождевой воды, которую так любят комнатные растения.
Елена, обогнув домик, осталась на углу, лишь протянула руку вперед:
– Там. Гену нашли там, между бочкой и окном, – приложила согнутый указательный палец под нос – как будто от промытой дождя – ми газонной травы все еще шел запах крови ее мужа – и осталась стоять на плиточном пятачке у крыльца сторожки.
Софья Тихоновна опасливо вытянула шею и тоже дальше не пошла.
Надежда Прохоровна осторожно обогнула бочку: почти к самым ее бокам