Боги великой пустоты. Мертвец. Дмитрий Расторгуев
гостя. Но сделать это не мог: его движения будто сковали невидимые путы.
Юноша почувствовал, как внутри у него рождается какое-то незнакомое доселе чувство. Как смеют эти людишки обвинять его в чём-то?! Монтан на секунду ощутил то, что люди называют яростью. Но вскоре равнодушие и внутренний покой вернулись, и эти глупцы стали для него теперь не важнее, чем свора собак, лающих за каменной стеной. И тогда юноша понял, что на тот миг, пока злоба кипела внутри, он приобщился к человеческому миру, ощутил эмоции и чувства, которыми живут люди. Мог ли он это повторить снова? Хотел ли? Монтан не знал.
Развернувшись, путник медленно пошёл прочь, даже не оборачиваясь на разъярённую и вместе с тем напуганную толпу. А монахи что-то кричали ему вслед, и какой-то наглец даже запустил камнем в спину. Но для Монтана эти странные люди уже не существовали, его путь лежал дальше.
Глава 4. Берт
Под днищем что-то хрустнуло, и обрешечённая повозка с заключёнными завиляла, кренясь на левый бок. Одно из передних колёс откатилось в сторону и упало в придорожную канаву. Зазвенели цепи кандалов, пятеро сидящих в клетке людей завалились друг на друга. Возница тут же натянул поводья. Едущая следом телега тоже остановилась. Конвоиры занервничали, осадили лошадей и начали озираться по сторонам.
Колонна с заключёнными только что спустилась с сопок. По левую сторону дороги тянулся зелёный хвойный массив, а по правую – поля, среди которых виднелась деревня. Опасения стражников оказались напрасными: засады никакой не было, имела место обычная поломка. Возница, ругая всё на свете, спрыгнул в чёрную жижу под колёсами.
Солнце разъедало подтаявший снег – весна, наконец, выгнала надоевшую зиму и прочно обосновалась в графстве Вестмаунт, и теперь на дороге властвовали грязь и распутица.
– Приехали, – констатировал Ман.
– Кажется, Всевидящий дал нам ещё пару часов насладиться жизнью, – улыбнулся Даг.
– Да будь Он проклят! – пробурчал Эмет. – Наслаждаться, сидя в клетке?
– Не богохульствуй, парень, – добродушно проговорил Даг, – меня везут, чтобы повесить, но я же не кляну Бога. У каждого своя судьба. То, что отец отказался тебя выкупить, не повод ненавидеть весь мир.
– И ты будь проклят со своими разглагольствованиями, – выругался Эмет.
– Хорош ныть, не тебе одному тошно. Всем ныть теперь? – повернулся к парню одноглазый заключённый. Он смачно сплюнул на пол телеги, а затем, как и прежде, продолжил глядеть на поля. Мужчину звали Тило. Его обвиняли в ереси и везли в Нортбридж, дабы представить на суд апологетов.
Берт наслаждался природой. После нескольких дней, проведённых в вонючем подвале башни, каждый миг на свежем воздухе казался прекрасен, особенно теперь, когда долгожданное весеннее тепло пришло в этот мир. Вот только вид полей и сельских домиков навеял воспоминания о родной деревне, о свободе, о жене и ребёнке – словом, обо всём, что отняли. Отняли навсегда, ведь по словам Дага те, кто попадал на каторжные работы,