Книга Дины. Хербьёрг Вассму
ехала ли она верхом или сидела в гостиной.
А исходивший от нее запах конюшни и розовой воды в сочетании с ее холодным равнодушием привлекал к ней мужчин, и они кружили вокруг нее как мухи.
Иакову хватило одной поездки в Берген. Он там довольно настрадался. Ему это стоило многих терзаний, у него болела голова.
А ее музыка!..
Игра Дины на виолончели приносила Иакову эротическое наслаждение; при мысли о том, что кто-то посторонний увидит ее с виолончелью между коленей, его охватывала бешеная ревность.
Он дошел до того, что велел ей ставить обе ноги по одну сторону виолончели! Чтобы не производить ненужного впечатления на слушателей.
Дина смеялась редко, можно даже сказать, не смеялась вообще. Но когда Иаков, красный от злости, словно сибирский мак в августе, показал Дине, как ей следует держать ноги, она расхохоталась на весь дом. Ее смех был слышен даже в лавке и на причалах.
Она соблазняла его среди бела дня и при незапертой двери. Случалось, он мучил себя мыслью, что в первую ночь Дина вовсе не была девственницей. Полное отсутствие стыда, смущения, ее возбуждающая покорность и внимательный осмотр его волосатого мужского тела походили скорее на то, с чем он сталкивался там, где ему приходилось платить, чем на поведение шестнадцатилетней девушки.
Это мучило его даже во сне. Он пытался расспросить Дину, как бы случайно.
Ответом ему был колючий, точно осколки стекла, взгляд.
Матушка Карен и приемные сыновья позволили Иакову наслаждаться медовым месяцем до его возвращения с осенних торгов. А потом недвусмысленно дали понять, что усадьба, лавка и постоялый двор нуждаются в его внимании.
До этого он даже не вспоминал о них.
Матушка Карен позвала его к себе в комнату и там прямо сказала, что не знает, плакать ей или смеяться, видя, какую жизнь ведет он, взрослый мужчина.
Им было тяжело, когда он горевал после смерти Ингеборг, но все-таки не так, как сейчас. Он должен рано вставать и вовремя приходить к завтраку, а вечером ложиться тогда, когда ложатся все добрые христиане. Или она уедет. С тех пор как у них в усадьбе появилась Дина, жизнь тут разладилась.
Иаков принял все, как положено почтительному сыну. Виновато склонив голову.
Да, он запустил и дела, и работу на усадьбе. Дина поглощала все его время. Дни летели незаметно причудливым хороводом, в котором Динины капризы, проделки и желания сливались с его собственными.
С той только разницей, что она была ребенком и на ней не лежало никакой ответственности.
Иаков уже давно чувствовал себя бесполезным и усталым. Динины причуды превратились для него в ярмо. Ее звериные игры в кровати с пологом или в любом другом месте отнимали у него сон и покой, в которых он так нуждался.
В тот же вечер, после разговора с матушкой Карен, Иаков отказался пить с Диной перед сном вино и полуодетым играть в шахматы возле печки.
Дина пожала плечами и наполнила два бокала. Она громко хлопала печными дверцами и пела вполголоса чуть ли не полночи.
Иаков,