Графиня поневоле. История продолжается. Аскольд Де Герсо
Ефремушке подолгу вас держать в холоде. Пущай, почаще делает остановки, чай, не лето на дворе. Как я за вас переживаю, госпожа, – тяжело вздохнув, произнесла Варенька.
– Дни то, тёплые, солнышко, – в ответ произнесла Лизавета.
– Тёплые, оно, конечно, так, то обманчивое тепло. Оглянуться не успеешь, как прихватит, а хворать, сами знаете, хорошего мало, – всё же не согласилась с госпожой Варенька.
И пока Варенька занималась туалетом Лизаветы, в дверь постучали.
– Да, входите, – отозвалась Лизавета.
– Доброе утро. Госпожа Лизавета, карета подана, – произнёс Ефремушка, едва появившись в дверях.
– Ефремушка, вначале интересуются, как госпоже спалось. Всему то тебя учить надо, – поддела легонько Варенька в шутку. Ей непременно нужно было задеть его, дабы после наблюдать, как он станет выкручиваться. И ведь, никогда не растеряется и не обидится, всегда так или иначе отбреет пожелавшего подшутить над ним.
– Прошу прощения, госпожа Лизавета, – всерьёз воспринял её слова Ефремушка.
– Да полноте вам, – успокоила обоих Лизавета, и уже обращаясь к Ефремушке: – сейчас позавтракаем и выедем.
– Добро, госпожа Лизавета, – Ефремушка поклонился барышне и покинул комнату, прикрыв дверь, и, оставляя Лизавету с Варенькой.
Выехали же они, когда солнечный диск заметно оторвался от горизонта, но пробивающиеся сквозь туман лучи нисколько не дарили тепла.
– Ты уж, Ефремушка, присмотри за барышней, – напоследок напутствовала Варенька, прежде чем Петруша, понукая лошадей, тронул с места карету на санях. Андрей и Сильвестр остались ещё в своих кроватях, да и Лизавета не пожелала, чтобы дети, расставаясь, плакали. «Достаточно и того, что немало слёз я сама пролила за эти годы», – решила она про себя.
В карете, обложенной тёплыми вещами холод поначалу как-то не чувствовался, и Лизавета огорчилась даже, что не выехали немного да пораньше, упустили время. Но, пока снег был мёрзлый, они немалое расстояние покрыли, около десятка деревень промелькнуло за окошком. Призывно из труб низеньких избушек шёл дым, клубясь поднимался ввысь и там в синеве терялся.
Лизавета, устав от молчания, решила завести разговор с Ефремушкой, что, уткнувшись в воротник, то ли дремал, то ли просто сидел и о чём-то думал. Но, она-то знала, как бывает обманчиво поведение Ефремушки, за столько лет жизни во дворце, она немного да поняла его характер, не в полной мере, конечно, но достаточно, чтобы определить его дальнейшие поступки. Вот и сейчас, она безо всяких предисловий обратилась к нему:
– Ну вот, Ефремушка, когда-то без моей воли, насильно умыкнул меня из родительского гнезда, а нынче сам везёшь обратно, – поддразнила Лизавета, которой надоело ехать в полной тишине, которую нарушал только скрип полозьев по снегу.
– Так, госпожа Лизавета, не по своей же воле, а барина, – начал оправдываться Ефремушка,