Графиня поневоле. История продолжается. Аскольд Де Герсо
раз Лизавета попросила Ефремушку поведать какую-нибудь, да историю.
– Госпожа Лизавета, так ведь до всяких историй я не особо мастак, по этой части у нас Варенька умелица-мастерица. Я больше по хозяйственной части умелец…
– Так, Ефремушка, Варенька в Петербурге осталась…
– Что ж, так и быть по сему. Расскажу я одну историю, только, чур, не бояться, – то ли всерьёз, то ли в шутку сказал он, но Лизавету заинтриговал, вызвав интерес. – Произошла та история в давние времена, поди царей-то ещё не было…
– Ну, уж скажешь тоже, царей не было…
– Госпожа Лизавета, прошу великодушно простить, запамятовал. Был царь, был, Горохом звали. Вот, значит, в такие древние времена происходила история…, – Ефремушка остановился в задумчивости: как бы дальше-то продолжить? Ну, не дал Бог таланту сказителя, хоть ты лопни…
– Ладушки, пусть Горох будет, всё одно хоть какое-то имечко есть у царя, – улыбнулась Лизавета находчивости Ефремушки, – ну, а дальше-то что?
– Так, госпожа я вспомнить пытаюсь и на самом интересном месте вы меня сбили с мысли, – отвертелся и на сей раз он.
Да и не столько история интересовала Лизавету, сколько в сокращении времени в пути. За разговором дорога заметно сокращается. Солнышко, перешагнувшее полдень, ослабило силу лучей, да и заметно стало, что ветер поднимается, местами были заметны свежие наносы снега. Ещё немного и обагрится закат, подморозит.
– Ефремушка, ладно с историей, по дороге есть какой постоялый двор? Чаю ил кофею бы горячего испить, согреться…
– Чего госпожа Лизавета не ведаю, того не знаю. Петруша знаток в этих делах. Но, думается должен быть, ямские же не станут мёрзнуть в пути в зимнюю пору. Обязательно должен быть… А Варенька, вас предупреждала, госпожа Лизавета…
– Так она Ефремушка, не только меня, но и тебя прежде всего предупреждала…
– О том я помню…
– Так я тоже не забыла и что за невоспитанность перечить госпоже? – придала своему лицу Лизавета сердитый надменный вид, что скорее вызывал улыбку, нежели трепет перед господами. Не умела она сердиться взаправду, не получалось как-то. Да и не до того сейчас, Лизавета, после упоминания о горячем чае, внезапно ощутила, как она замёрзла. Но тут же оба услышали, как возница постучал по передней стенке кареты.
– Чегой там, Петруша? – громко, чтобы тот услышал, отозвался на стук Ефремушка.
– Так, это… постоялый двор… Будем останавливаться? – поинтересовался возница мнением пассажиров. Ему-то, что, он почувствует, как морозец начинает пробираться внутрь, слезет с облучка и немного пробежится рядом с санями. Глядишь, немного, да согрелся.
– Знамо дело, будем, – перейдя на крестьянский говор, ответил Ефремушка, – заворачивай.
У Лизаветы тут же отлегло от сердца, иначе, через минут десять-пятнадцать она уже готова была стучать зубами от холода. Стенки кареты