Скальпель, карты, третий глаз. Кое-что из жизни студентов-целителей. Натали Синегорская
и писал, – встопорщился Радищев. – И еще много занимался. Очень много. Меня зачем-то отдали в школу с углубленной физикой. А я ее не просто не знал – терпеть не мог. Но папахен уперся. Репетиторов лучших нанимал, за оценками следил. Хочет, чтобы я по его стопам пошел.
Бедный Поэт. У него тоже не было выбора, как и у меня. Только его вынуждал властный родитель, а меня обстоятельства.
– И ты учился?
– Ага. С условием, что поступать буду в заборский политех. Так что вот. Приехал и поступил.
– На физику, что ли? Это ж еще пять лет мучений.
– Нет, конечно. На филологию.
Я расхохоталась. Спросила, утерев слезы:
– И что будет, если папахен узнает?
– Да ну, как он узнает-то?
– Потребует предъявить зачетку, например.
– А, придумаю, что-нибудь… Слушай, Птица, не порть хороший день плохими прогнозами. Лучше про себя расскажи. Живешь все там же? С бабой Олей?
Все там же, с бабой Олей. Я кивнула.
– И… как? Не скучаешь…
Я знаю, о ком он хотел спросить. Не знаю, скучаю ли. Наверное, да. Но очень редко. Нет у меня однозначного ответа на такой казалось бы простой вопрос.
Пожала плечами.
Он понял. Спросил:
– Сама-то куда подалась? Матмех?
Я призадумалась Можно ли говорить Поэту про ФИЦИ? Закрытый факультет, куда берут не всех… И что, теперь пять лет скрываться и таиться? Подписку о неразглашении я не давала.
– Представь себе, нет. Подалась в целители.
– Куда?
Поэт чуть отодвинулся. Ну, вот. Оказывается, я успела забыть о его реакции, когда он думает, будто над ним насмехаются.
Правда, обижается он недолго и как-то не по-настоящему.
– Нет, Птиц, ну правда.
– Я тебе когда-нибудь врала?
Он задумался. Сказал:
– Врала. В пятом классе получила пятерку, а сказала, что тройку.
Чтоб тебя не расстраивать, балбес. А ты не поверил и отобрал дневник.
– Я с тех пор не вру.
– Угу.
– Не, правда.
В общем, пришлось рассказывать всю историю – и с Догсом, и с приемной комиссией. На интеллигентной физиономии Поэта попеременно появлялся то восторг (красиво заливаешь), то недоверие (красиво, но малоправдоподобно).
– Закрытый факультет, значит, – произнес вконец огорошенный Поэт. – А не дашь ли ты мне на полчасика твое колечко?
– Зачем?
Я спрятала руку с кольцом за спину.
– Хочу сам лично убедиться, что не обманываешь.
Можно было бы попрепираться, а то и уйти – мол, не веришь, не надо. Но, зная Поэта, я понимала: тут наша дружба и закончится. Что задумал Радищев, я не знала.
Но кольцо отдала.
И осталась ждать на скамейке.
Скучать не пришлось. Едва Поэт скрылся в дверях, как из них вышел… я аж рот разинула… тот самый пацан, давешний кошельковый воришка. Скользнул по мне рассеянным взглядом и неспешно двинулся по аллее подпрыгивающей