Уорхол. Виктор Бокрис
домой, чтобы пообедать с ними, по пути в Лондон, куда Джека отправили по программе Фулбрайта, им показалось, что Энди мучается. Он жаловался, как высока конкуренция и что его не берут и не ценят художественные редакторы. Из-за своего питтсбургского акцента и неграмотной речи Энди чувствовал себя аутсайдером в романтическом, обеспеченном и элегантном мире, куда так стремился попасть.
Даже будучи в сотнях миль от него, в Питтсбурге, мать Энди и религиозность, которую она ему привила, стали его главной поддержкой в первые нью-йоркские годы. Энди ежедневно посылал Юлии открытку со словами: «Я в порядке и снова напишу завтра» – и заглядывал в церковь два-три раза в неделю, чтобы помолиться об успехе.
Его пугала конкуренция, и в не меньшей степени родственники бередили его страхи своими суевериями и обреченностью. «Что же тут поделаешь? – спрашивал старший брат Пол у их матери. – У них там миллион художников в Нью-Йорке! Достанется же ему!»
«Господи, Господи, помоги моему мальчику Энди, – молилась Юлия. – У него нет работа». И отправляла письма в ответ, прикладывая долларовую купюру и пятидолларовую, когда получалось.
Шестого августа 1949 года Энди исполнился двадцать один год.
К концу лета Glamour впервые опубликовал рисунок Энди с девушками, взбирающимися по лестнице, в качестве иллюстрации к статье под названием «Успех – это найти работу в Нью-Йорке». В подписи его имя значилось как Энди Уорхол, с ошибкой (по его словам), и именно его он с тех пор и использовал.
Срок их субаренды подошел к концу, и тогда, согласно Пёрлстайну, «мы смогли отписаться нашим родным в Питтсбург или нью-йоркским друзьям, что переехали из одного гадюшника в другой». По объявлению в New York Times они нашли большую комнату в конце чердака над стоянкой для грузовиков по Западной двадцать первой улице, 323 в районе Челси на Манхэттене. Проживавшая в мансарде Франческа Боас, танцевальный терапевт, работавшая с дефективными детьми, переделала ее в сцену с портальной аркой в глубине и украсила помещение этническими музыкальными инструментами, собранными по всему миру ее отцом, антропологом Францом Боасом. Сама жила за аркой с другом по имени Ян Гай и огромной экзотической псиной по кличке Кличка, Энди же с Филипом обитали в передней части мансарды. Клаубер пришел их там навестить и был неприятно поражен. Пожалуй, это местечко было, по его мнению, даже большей дырой, чем их квартира на площади Святого Марка. Он считал, что Филип и, в особенности, Энди были слишком трепетными и возбужденными, чтобы заниматься ей.
«Франческа нами заинтересовалась, – вспоминал Пёрлстайн. – Наверное, мы оба были достаточно чудаковатыми, но
Энди ее просто заинтриговал. На протяжении всей той зимы она активно подталкивала его „раскрыть себя“, и он потихоньку преображался в Энди Уорхола из Энди Вархолы». Между тем Энди не переставал метаться и путаться в собственных желаниях.
Другой приятель из Теха, Джозеф Грилл, стал свидетелем, как он обзванивал как-то редакции.