Дедейме. Стелла Прюдон
язык и историю горских евреев и охотно делилась с детьми своими знаниями.
Митрофановна чистила картошку, Шекер и Мина нарезали ее брусьями.
– Митрофановна, а почему мы – горские евреи? – спросила Мина. – Разве есть еще лесные или пустынные евреи?
– Очень давно, – начала свой рассказ Митрофановна, – евреи были вынуждены бежать из Израиля. Некоторые из них пошли на Запад, и их языком стал идиш, а некоторые – на Восток, в Иран. Те, что пошли на Восток, стали говорить на персидском языке, на котором говорят твои бабушка и дедушка.
– А бабушка и дедушка тоже пришли из Ирана?
– Нет, они родились в Дагестане. А из Ирана пришли их далекие предки. Тысяча пятьсот лет назад иранские евреи попали в рабство и были пригнаны на Восточный Кавказ. Там они должны были строить крепость. С ними обращались очень плохо, поэтому многие бежали и прятались высоко в горах. Там у них постепенно наладилась жизнь, но горские евреи всегда держались отдельно от других народов. – Митрофановна разделила нарезанную Миной картошку на две части, маленькую и большую. – Вот это, – показала она на маленькую горку, – горские евреи. А вот эта большая гора – другие народы. Горские евреи должны были очень сильно постараться, чтобы не смешаться с остальными, строго соблюдать обычаи. Лишь при советской власти евреи начали спускаться на равнину. Но их по-прежнему называют горскими евреями.
Митрофановна так увлеклась рассказом, что не заметила, как подошла Ханна и сгребла всю картошку в миску.
– Еще десять картошек почисть, дети тоже будут завтракать, – попросила Ханна. Всем было понятно, что, говоря «дети», женщина имела в виду только сыновей, потому что дочерям не готовили завтрак. Дочери тоже придут, но сидеть за столом с мужчинами не будут, им полагалось вместе с другими женщинами работать на кухне.
– Кто будет завтракать? – пытаясь выглядеть равнодушной, спросила Шекер. Ханна перебирала сковороды в поисках самой большой и сделала вид, что из-за грохота не услышала Шекер. Она прекрасно понимала, чей приход интересовал ее больше всего, и едва заметно переглянулась с Митрофановной.
– Мама, кто придет? – переспросила Шекер.
– Тевриз будет, духтер Туре, чуду делать. А, вот и она! Пришла? Чу хабери? [3]
В кухню зашла толстая Туре, которая всю жизнь работала кухаркой на горско-еврейских праздниках. Ее мастерство в выпечке чуду и приготовлении блюд дагестанской кухни славилось по всему Пятигорску. Но она старела и больше не могла работать так много, как прежде, поэтому все чаще ходила со своей дочерью Тевриз, которой передавала все рецепты и кулинарные навыки.
– Как дела? – переспросила Ханна.
– Какие могут быть дела в моем возрасте? Старые мы с тобой стали, Ханна, здоровья ни на что не хватает.
– Не говори так, мама! Вы еще сто лет проживете, правнуков и их детей нянчить будете!
– Да какие сто лет! Это Ханна сто лет проживет, а я старая уже совсем. У нее, – Туре показала на Ханну, – кожа вон какая гладкая, а она семерых не родила?!
– Девятерых! –
Как дела? Как поживаешь?