Поэма о наручниках. Валериу Реницэ
вряд ли будет! – посоветовал мне адвокат, прощаясь. Бачул был его студентом, и Азима, следуя правилам старой чиновничьей школы, позвонил ему при мне, не откладывая. Он с трудом попадал указательным пальцем в мелкие кнопки старой нокии.
– Покровительство первого лица, конечно, дело знатное, но в то же время – немалый риск! – мрачно заметил адвокат, как только мы получили согласие Бачула на аудиенцию. – Вроде как от тюрьмы отмазан, но до приговора, как до Китая пешком. Не то скажешь, подстава какая-то и… прощай! Загудишь прямиком в места не столь отдаленные. Да еще срок дополнительный можешь схлопотать вдогонку!
Я последовал в переговорную за цокающей на шпильках по золотому паркету молодой девушкой, любуясь ее гибким станом. «Чай, кофе?» – протокольно спросила она, не скрывая мастерства виноватого взора. Как и до своего прихода во власть, Бачул устраивал по вечерам дела своих компаний, которые ютились под одной крышей его офиса. Многоэтажный исполин из темно-синего мрамора и сверкающей стали походил по архитектурному замыслу на дубайский дворец. Офис находился на одном из кишиневских холмов, несколько кварталов западнее Дома правительства, и висел, как тяжелый утес, над столицей. Позолоченные обрамления шкафов и широкой столешницы в комнате для чаепития безошибочно указывали на принадлежность хозяина к тому небольшому проценту населения страны, который владеет всеми ее богатствами. Резали глаза контрастные краски широкой плазмы. Принадлежащий Бачулу «Девятый канал» крутил все тот же набивший оскомину сюжет ночного бунта: разъяренная толпа и блестящие щиты полиции перед Президентским дворцом. Раздражал еле слышный в высоких серых колонках скрежет от сгребаемого коммунальной службой мусора, разбитого дворцового стекла.
Бачул сдержал данное после твиттерной революции слово в тот день, когда коснулся своими пухлыми розовыми губами национального флага. Опытный оператор «Девятого канала» сумел передать необыкновенный блеск святости в глазах присягавшего. Развернулась небывалая для молодого государства борьба против коррупции, направленная в первую очередь против политических противников. Не тридцать седьмой год, не охота на ведьм, но все же… Какая-то полуопричнина, верный признак не совсем удачной революции. Говорили, будто составлен список неугодных. Арестовывали как явных сторонников бывшего режима, так и «коллаборационистов» – всех тех, кто мог бы поднять голову. Меня относили, наверное, к последним… В идеологической команде бывшего президента, лидера левой партии, я был приглашен как технократ, мои консервативные взгляды мало кого волновали. Но разве теперь имеет значение, допущены ли ошибки в протоколах суда и следствия осознанно или из невежества? Я заказан!
Встреча с Бачулом длилась не более десяти минут. Он поздравил меня, не скрывая иронии, с освобождением и заверил, что мое «странное» дело будет решено. «Так или иначе!» – добавил он. Не было