Секретная династия. Тайны дворцовых переворотов. Натан Эйдельман
двое расписались за себя, а также за неграмотных прапорщика и капитана. Четверо подписавших только что вышли из крепости, где сидели как заподозренные в связях с Алексеем, число же не сидевших в крепости, но так или иначе замешанных трудно было и сосчитать: многие прежде тайно поддерживали контакты с Алексеем как возможным будущим царем (даже Яков Долгорукий, даже сам Меншиков). Из видных приближенных Петра не подписал приговора только Шереметев.
«Борис Петрович Шереметев суд царевичев не подписал, говоря, что „он рожден служить своему государю, а не кровь его судить“, и не устрашился гнева государева, который несколько времени на него был в гневе яко внут ренне на доброжелателя несчастного царевича» – это строки из известного сочинения князя М. М. Щербатова «О повреждении нравов в России»[91].
Известный описатель дел Петра И. И. Голиков настаивал, что Шереметев был болен, находился в Москве и только потому не подписал. Однако Щербатов, писавший «Повреждение нравов…» в 1780-х годах, имел разнообразные возможности проверить свою версию – в беседах с Шереметевыми и другими представителями знатных фамилий, а также по многим документам начала XVIII века, бывшим в его распоряжении (Щербатов некоторое время был историографом при дворе Екатерины II).
История «заговора Алексея», конечно, еще требует дополнительного изучения. Принятая основная версия – о стремлении консерваторов, противников реформ, сменить Петра I и вернуться к «старине», конечно, верна и подкреплена сотнями убедительных фактов. Однако нужно отметить чрезвычайную сложность реальной ситуации: с одной стороны, известные народные надежды на «идеального» царевича; с другой – сочувствие Алексею некоторых сподвижников Петра, вряд ли мечтавших о полном повороте вспять. Существенные подробности боярского заговора не всегда легко выделить из массы сомнительной информации; полученные на дыбе и в застенке показания непросто сопоставлять с тем, что было на самом деле. Современники неоднократно отмечали, что «заговор Алексея» во всяком случае относился к категории «намерения» и был далек от исполнения. Так, Вольтер, находившийся в неплохих от ношениях с русским двором, ставил в заслугу Петру открытое перед всем светом признание того, что он предпочитает нацию сыну (в отличие от Филиппа II Испанского, избавившегося от сына, дона Карлоса, без всяких «объявлений»). Однако при этом Вольтер заметил, что ни один из сотни с лишним судей не просил даже о смягчении наказания Алексею[92] и что если бы подобный процесс происходил, например, в Англии, то среди судей не нашлось бы ни одного, который бы потребовал подобного приговора[93].
Официальная версия о смерти Алексея заключалась в том, что, «узнав о приговоре, царевич впал в беспамятство, через некоторое время отчасти в себя пришел и стал паки покаяние свое приносить и прощение у отца своего перед всеми сенаторами просить, однако рассуждение такой печальной смерти толь сильно в сердце
«О повреждении нравов в России» князя М. Щербатова и «Путешествие…» А. Радищева. Лондон, 1858. С. 15.
Легенда или быль о Б. П. Шереметеве до Вольтера, очевидно, не дошла.
Интересные соображения и обширную сводку материалов о Петре I и Алексее в народном сознании см.: