Ночь. Виктор Мартинович
в более благословенные времена.
– Дружище, ну скажи, что ты нашел тайный склад с сокровищами древней цивилизации! Потому что и кофе, и сгущенка в один присест – это уже на границе человеческих возможностей! – тарахтел я.
Но Рейтан стал серьезным. С самого начала чувствовалось, что он находится под гнетом каких-то мыслей, из-за которых смеется и веселится через силу.
– Знаешь, что я подумал на днях? – произнес он. – Что древние, прекрасно развитые цивилизации могли погибать именно так. Почему закончилось Старое царство в Древнем Египте? Почему в минус две тысячи двухсотом году те же египтяне, которые построили уникальную ирригационную систему в пустыне, уже не знали даже, как поддержать ее в работоспособном состоянии? Что с ними стряслось? Аккадское государство в Месопотамии, майя, все эти заброшенные стародавние мегаполисы в Азии, про которые ты рассказывал после ваших путешествий с… Хотя бы тот же Баган в Мьянме. Может, так они и погибли?
– Ты про солнце? Исчезал свет, начинался голод. Никаких разрушений. Храмы стоят как после нейтронной бомбы. Историки чешут репу.
– Я про технологии. Про картину мира. Как только они достигали определенной технологической границы, появлялся какой-то фактор, который отправлял их обратно в каменный век. Я раньше думал, что для нас таким фактором станет Интернет. Ведь люди тогда перестали жить и начали залипать.
– Не без вашей помощи, ваше благородие! Не без вашей помощи! – Я толкнул его в бок. Но Немец оставался серьезным. – Слушай, а чего это ты в мистики подался, друг? Ты же всегда все так ловко и по-научному объяснял? Помнишь наш спор о том, почему газ и бензин по всей Земле перестали воспламеняться одновременно с блэкаутом? Я настаивал на том, что это больше похоже на кару небесную, чем на военное вмешательство или что-то рациональное.
– О, ну это как раз очень просто объяснить.
Он подошел к плите, открыл поцарапанную крышку, включил газ и стал вжикать зажигалкой. Искры летели густыми снопами, попадая на горелку, но, конечно, никакого возгорания не происходило. Немец смотрел на это в задумчивости.
– В атмосфере, которая состоит из фтора, будет гореть вода, – сказал он, продолжая цокать зажигалкой. – Крохотное изменение в химическом составе воздуха влечет за собой переформатирование всех химических реакций.
– Слушай, ну хватит! – Я кивнул на газовую горелку, но он завороженно продолжал поливать ее искрами.
– Первостепенным тут могло быть наступление темноты. Если объяснить его, то можно будет объяснить и все остальное. Например, почему углеводороды перестали реагировать на огонь, а порох, уголь и дерево сохранили свои свойства.
– Хватит, Рейтан! Отравимся! – снова воскликнул я.
– Метан не токсичен и никогда не был вредным для здоровья, – ровным голосом возразил он и продолжил: – Наша беда в том, что мы построили цивилизацию химических реакций. Мы ездили на автомобилях, которые приводились в движение превращением одного реагента в другой, и спали в домах,