На пороге великой смуты. Александр Владимирович Чиненков
гаданья эдакие, но никто не сказывал, что взаправду это всё чувствовал.
– А давайте-ка баньку-то оглядим, – вдруг предложила отчаянная Марья. – Ежели никого не сыщем, знать, взаправду гаданья наши!
– А ежели кого сыщем? – испуганно воскликнула Глаша.
– Тогда заголим его зад и в котёл эдак посадим, – не слишком-то весело «пошутила» Варька, но, судя по хихиканью девушек, казак понял, что подруги согласны с нею.
Дверь из предбанника в баню резко распахнулась, Мастрюков замер, соображая, что делать, и в этот миг двор огласился истошным криком благоверной супруги Софьюшки:
– Гришка! Где тебя черти носят, раздолбай треклятый?
Девушки, визжа и хохоча, одновременно выпорхнули из бани на улицу и, утопая по колени в снегу, бросились бежать со двора Мастрюковых. А уставшая, видимо, дожидаться мужа Софья, стоя на крыльце, ещё громче завопила:
– Ты что там, к куче говна примёрз, идол окаянный? Али вожжи проглотил, а теперь…
«Фу ты чёрт, пронесло», – радостно подумал казак, выходя из бани, а для жены крикнул:
– Уже иду я, Софушка! Кто ж подумать-то мог, что эдак вот пришпичит зараз?..
Авдотья не пошла с сестрой и её подругами гадать на суженого в баню Мастрюковых. Вместо банных чудачеств она решила сходить к Мариуле и погадать на суженого по зеркалу. Одна она боялась даже взглянуть в сторону зеркала, а вот под присмотром ведуньи…
Гадание с зеркалом считалось самым опасным. Суженый-ряженый должен был появиться сверху: сначала голова, затем лицо, потом плечи и пояс. Но ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы он отразился в полный рост – мог утащить гадающую в потусторонний мир. Нужно было вовремя повернуть стекло зеркальной поверхностью вниз, положить на стол и сказать: «Чур меня!»…
Мариула придирчивым взглядом осмотрела накрытый стол, и тут за окном послышались чьи-то шаги. Она выглянула: «Авдотья… Чего это она вдруг пришла? Да ещё одна? – подумала Мариула. – Чего это она не идёт, а словно крадётся неуверенно?»
Открылась дверь, и Авдотья появилась в проёме.
– Что-нибудь стряслось, голуба моя? – спросила Мариула.
– Нет.
Авдотья попробовала улыбнуться, но у неё это не получилось.
– Ну чего застряла в дверях-то? Проходи, коли пришла!
– Я так, – начала Авдотья, топчась на месте, и как-то страдальчески взглянула на Мариулу. Её лицо вдруг вспыхнуло. – Погадать вота пришла.
– Что ж, добро пожаловать, – улыбнулась приветливо Мариула.
Девушка молчала. То ли ждала чего-то, то ли, стиснув зубы, зажала в себе все слова, с которыми шла сюда.
– Погадать на зеркале у себя дозволишь? – спросила она наконец, вынув из кармана полушубка завёрнутое в платочек зеркальце.
– Айда-ка, проходи.
Мариула помогла девушке раздеться и завела её за печь, где в углу ютился столик с кухонной утварью. Освободив его, Мариула усадила девушку на табурет, а перед ней поставила большое, в красивой деревянной оправе зеркало. Перед зеркалом она поставила зажжённую свечу.
– Ну