Где мимозы объясняются в любви. Ричард Брук
для повторения суицидальной попытки – значков, шнурков, брючных ремней, разнообразного содержимого карманов. Помимо всего прочего, пациенту полагался индивидуальный комплект больничного белья, составлялся персональный рацион питания и расписание лечебных и поддерживающих процедур.
Когда граф нашел в себе силы отойти от сына, распростертого на широкой кровати и безучастного ко всему вокруг, Шаффхаузен снова пригласил его в свой кабинет, где договорился с ним о форме дальнейшего сотрудничества, напомнил о необходимости соблюдать установленные правила посещения пациентов и еще раз заверил, что сделает для виконта все, что будет в его силах.
Обговорив так же финансовую сторону дела и получив от графа первый чек в качестве предоплаты месячного курса, доктор проводил Сен-Бриза до дверей холла и, еще раз лично удостоверившись, что молодой человек устроен и уже получает свою капельницу, поспешил присоединиться к доктору Мелману, начавшему утренний обход.
Глава 3. Медицинский эксперимент
Шесть дней спустя, когда на стол доктора медсестра положила свежие анализы крови и мочи виконта, Шаффхаузен распорядился прекратить детоксикацию. Молодой организм восстановился в пределах нормы. Теперь настала пора нанести Эрнесту первый врачебный визит не в рамках общего обхода, а с целью установить терапевтический контакт.
Войдя в палату, доктор оценил произошедшие перемены: юноша уже был не так смертельно-бледен, и выглядел скорее сильно уставшим, чем сонным или больным, а в глазах у него появился намек на блеск, ранее отсутствовавший – то был хороший признак.
Шаффхаузен прошел к изножью кровати и поздоровался с молодым человеком:
– Доброе утро, мсье Верней. Я вижу, ваше состояние поменялось по сравнению с тем, каким оно было при поступлении. Как вы себя чувствуете?
– Утро добрым не бывает, доктор, – отозвался Эрнест. – Но похвально, что вы в этом своем доме скорби держитесь таким бодрячком. Зарядка, труд на благо общества и самодисциплина? Вы наш человек.
Он вскинул руку в приветствии «рот фронт».
– Глядя на вас, я тоже ощущаю бодрость. И хочу знать, когда вы меня отпустите?
За прошедшие шесть дней Эрнест успел усвоить, что на своей территории Шаффхаузен – царь и бог, персонал повинуется ему беспрекословно, и ни истерики, ни мольбы не производят ни малейшего впечатления на тех, кто смотрит на больничные правила как на Святое Писание. Похоже, его всерьез собирались лечить. И если манипуляции с телом он еще готов был перенести (выбора не было, да и физическая боль хоть немного усмиряла адское пламя, снедавшее сердце), то впускать Шаффхаузена в свою душу Эрнест не собирался.
Эмиль улыбнулся краями губ, что делало его улыбку самую малость снисходительной. Юноша определенно взбодрился и тут же первым делом начал проверять границы дозволенного.
«Я не твой сердобольный папаша,