Где мимозы объясняются в любви. Ричард Брук
но ничего не говорит о том, куда из него уходит сознание и чувства, и что происходит с ними дальше. Я занимаюсь изучением души, и мне известны другие способы прекращения страданий, не сопряженные с безвозвратным лишением себя жизни и тех ее возможностей, о которых вы бы никогда не узнали, удайся вам ваша последняя попытка. Наверное, ваш друг тоже выбрал бы пожить еще, будь у него такая возможность… – последнюю фразу Шаффхаузен сказал наудачу, граф де Сен-Бриз практически ничего не рассказал ему про обстоятельства смерти любовника своего сына. Но что-то подсказывало доктору, что там был вовсе не суицид.
Помолчав, он тихо и мягко спросил:
– Как его звали?
Голова Эрнеста поникла, губы искривились в сардонической усмешке.
– Где вы набрались этих банальностей, доктор? Право, мне странно слышать от вас подобные речи. Полагаете, мне всего этого не твердят с утра до вечера, на разные лады? Я учился в католической школе и даже ходил к причастию. Но давно не верю в религиозную лабуду – Маркс трижды прав, сравнивая религию с опиумом. Да и с чего вы взяли, что моя цель в прекращении страданий?
Он провел рукой по шее, как будто проталкивая комок, и снова стал смотреть за окно. Так ему было легче облекать мысли в слова.
– Вы считаете меня извращенцем, я знаю. Думаете, дело в том, что мне и ему нравилось трахаться в жопу? Почему-то первое, что приходит в голову добропорядочным господам, когда они видят двоих мужчин вместе – это жопа. На самом деле мы с Сезаром были друзьями. У меня никогда не было такого друга… и уже не будет. Мы поклялись не расставаться никогда, ни в жизни, ни в смерти. И я всего лишь хочу исполнить эту клятву.
Шаффхаузен занес в рубрику своей памяти под табличкой «Эрнест Верней» еще несколько строк сведений о нем и его отношениях с жизнью.
«Убежденный марксист и антиклерикал, что ж, лишнее подтверждение, что мы тут имеем дело с травмой несправедливости и эдиповым комплексом большого размера… Да, и еще, нужно прояснить, что там с его матерью, похоже, он и ею заброшен оказался».
Выслушав его представления о мнении добропорядочных господ про гомосексуалистов, он отметил так же, что тема анальной фиксации у пациента отсутствует, а вот пламенные клятвы явно указывали на эмоциональную пустоту, которую юноша пытался заполнить с помощью своего друга-мужчины.
– Ну, этот свой обет вы всегда успеете исполнить. Здесь, в этом бренном мире, если вы помните библейские предания, на вечную жизнь обречен только один человек9. Умрете в свой черед – и выполните обещание. А пока вы живы, ваш друг с вами, в вашей памяти – и вы вроде как не расстаетесь с ним. Марксистский материализм, кажется, учит именно такой форме обретения бессмертия – в памяти живых? Надеюсь, что в ваше посмертное желание быть с ним физическая близость уже не входит. – добавил он с ноткой иронии.
– У вас весьма
Агасфе́р (лат. Ahasverus), или Вечный Жид – легендарный персонаж, по преданию обречённый скитаться из века в век по земле до Второго пришествия Христа.