Генеральша. Сергей Куприянов
Иван Никитич не стал силой поднимать её и вышел. Катя осторожно встала и медленно, еле касаясь рукой стола, прошла к роялю. Она бережно отвернула ткань и открыла крышку. Как долго она не касалась клавиш. Как соскучилась она по ним. Ряд желтоватых клавиш отливал ровным матовым блеском. Она нежно дотронулась до них и взяла аккорд. Еле слышно, робко, сама боясь нарушить покой кого-то невидимого хозяина этой квартиры. «Блютнер», словно понимая таинство момента, отозвался мягким тихим до-минором. Катя дождалась, когда растает последний звук, набралась смелости, села за рояль и тихо, осторожно заиграла ноктюрн до-минор № 13 любимого Шопена. Постепенно музыка становилась громче, отпускала робость, но накатила такая необъяснимая грусть и горечь, что, когда Иван Никитич вошёл на звуки музыки и обнял Катю за плечи, она упала головой на руки и разрыдалась. Она пыталась убежать, чтобы не показывать своих слёз, но Галеев схватил её и прижал к себе.
– Ну что ты, дурёха… ну разве можно быть такой? Люди кругом… злые, с ногами в душу влезут и вытрут их об неё. Ты за меня держись, я тебя никому, слышишь, никому в обиду не дам! Ну, родная, ну что ты… радость, ведь, какая. Ты разве могла мечтать… Ну…, – Галеев крепко прижал её к себе и сам растрогался. Пожалуй, впервые за много лет Катя впервые почувствовала искренность и нежность в словах Ивана Никитича. Она обняла его и ещё сильнее расплакалась.
Все выходные они провели вместе. Иван Никитич хоть и был, как обычно не многословен, деловит, но была пробита стена отчуждения и Катя уже не чувствовала того нависающего гнёта от его присутствия, напротив, старалась чем-то угодить, увлечённо бралась за уборку, любую работу по дому. Наступило такое вдохновение и желание, что-либо сделать, что Иван Никитич даже её останавливал.
– Ну, Катерина, тебя не останови, ты так весь дом будешь драить. Отдохни, посиди, поиграй что-нибудь.
Но её это еще больше раззадоривало. Квартира была огромной, четыре комнаты, необъятная кухня, кладовая по размерам с, их в Саранске, спаленку. Всё было в диковинку: унитаз, душ, горячая вода, газовая плита, чудные выключатели и краны. И телефон. Катя с трепетом снимала трубку, слышала потрескивающее «ля» и тут же с игривой улыбкой, вешала назад. Всё вызывало её восторг.
Когда Катя, с искренним энтузиазмом, начала делиться своими планами с Иваном Никитичем о благоустройстве, бытовых мелочах, питании, что обязательно будет что-нибудь печь или готовить какие-нибудь вкусности, Галеев снисходительно улыбнулся, посадил её на колени, положил её руку на свою ладонь и накрыл другой.
– Я в жены, Кать, не кухарку брал. Ты тут марафет можешь наводить, как тебе хочется, цветочки, там, вазочки, но вот прислугой быть не надо.
– А кто же всё это будет убирать, готовить? – удивилась Катерина.
– Ты как-то не до конца понимаешь, жена Галеева – эт статус, Кать. Его нести надо. Ты девчонкой набегалась, хватит.
Катя посерьёзнела, выпрямилась и встала.
– Я… не пойму, Иван Никитич, как это нести?
– А ты присматривайся,