Мир госпожи Малиновской. Тадеуш Доленга-Мостович
на него, словно зачарованный.
«Это бессмысленно, – старался он совладать с собой. – Какое мне до него дело? Я не должен позволять себе подобного. Чего доброго, стану одержим этим скучным персонажем».
Да и знал его Борович, пожалуй, достаточно. В этом доме тоже не единожды его встречал. Госпожа Богна приглашала их довольно часто, и обычно они являлись вместе. Малиновский заходил после Боровича. Порой сталкивались тут с Ягодой, но реже. Ягода по своему положению и нраву принадлежал к «конвенту сеньоров», для которого госпожа Богна устраивала отдельные чайные посиделки. Борович же и Малиновский относились к группе менее уважаемой, но куда более многочисленной и веселой. В эти дни не бывало старых профессоров, министра Павлинского или директора Шуберта, не было уважаемых матрон. Вместо них – кузины Богны, князь Урусов, обе мадемуазели Паенцкие, невыносимая мадемуазель Жуковецкая, редактор Карась, несколько молодых замужних дам и изрядное число прочей молодежи. На этом широком и шумном фоне Малиновский не привлекал особого внимания. Да и держался он тогда несколько в стороне.
– Этот ваш коллега, – сказала некогда мадемуазель Жуковецкая, невыносимая в своем сарказме стареющей девицы, – производит такое впечатление, словно бы он специально сюда приходит, чтобы учиться манерам. Купите уже ему учебник хорошего тона. Приятельская услуга. Бедолага не решается взять банан, пока не увидит, как его едят.
– А внимательно ли он следит за вами?… Опасаюсь, что тогда обучится слишком хорошим вещам.
– Со своей шпилькой вы промахнулись, – засмеялась она. – Это ведь моя участь – делать все по-своему. Что вы хотите? Нужно же как-то демонстрировать собственную индивидуальность.
– Если она присутствует в той же степени, как у вас, то к чему эти усилия? – ответил он двусмысленно.
На самом-то деле он считал ее расфуфыренной курицей, становящейся в позу, чтобы все уверились в ее глубокой искренности. Она напоминала еврея из анекдота, который ехал в Бялосток, но говорил, что едет в Гродно. Двойная симуляция, характерный симптом истерии.
И хотя тогда Борович не признал правоту мадемуазель Жуковецкой, хотя и находил, что Малиновский, напротив, ведет себя достойно, и даже пытался скрасить его отчуждение, все же было видно, что Малиновский в этой компании чувствует себя неуверенно. Несмотря на его красоту, он не пользовался успехом у женщин, и его обходили все, за исключением госпожи Богны. Он тогда видел в этом лишь доказательство ее деликатности. Его даже позабавило подозрительное замечание мадемуазель Жуковецкой:
– Смотрите, с каким очарованием Богна разговаривает с этим кудрявым эфебом. Не находите, что на фоне той ширмы они представляют собой исключительно гармоничную группу?
Борович тогда просто смеялся: было нечто настолько бессмысленное в контрасте госпожи Богны и Малиновского, что подозрение это могло зародиться лишь в эротически напряженном мозгу мадемуазель Жуковецкой.
И все же она оказалась права. С того разговора прошло лишь месяца