Пусть об этом знают все. Рита Навьер
разговоров. Даже когда ехали, просила Дениса не гнать, пока он вдруг не спохватился, что время поджимает. Вместе с ней он не увязался, слава богу, хватило такта. Чмокнув в щеку – вроде нежность, а вроде и собственнический жест, – Денис укатил. Договорились, что вечером он заедет к Алене. Дотянуть бы еще до вечера!
Для себя она решила твердо: будет только на церемонии и на похоронах. А затем сразу улизнет. На поминки не поедет ни за что.
Перед массивными дверьми ритуального зала она вдруг заробела. Даже озноб пробрал. И неизвестно почему. Суевериями она не страдала, покойников не боялась. Три года назад ночь целую наедине с мертвой матерью провела – и ничего. Неужели так из-за отца? Впрочем, ударяться в самокопания она не стала. Пересилив себя, приоткрыла двери. Юркнула в образовавшуюся щель и, стараясь не смотреть по сторонам, бочком-бочком вдоль стены подобралась ближе. Людей в зале было очень много. Они стояли тесным кольцом вокруг постамента, на котором, как можно было догадаться, стоял гроб с усопшим. Отца, Артема, Жанну Валерьевну она не видела. Их, видимо, загораживали чужие спины. И хорошо. Если она не видит отца, то, значит, и он ее не видит.
Прощальную церемонию вел почему-то священнослужитель, что немного удивило Алену: ни за отцом, ни за Жанной Валерьевной, ни за остальными членами семейства особой религиозности она не замечала. Более того, отец всегда весьма категорично отстаивал свои атеистические убеждения, когда заходила речь о небоустройстве. Впрочем, то могла быть воля покойного, а с покойными не спорят.
Священнослужитель призвал родных не горевать, ибо это эгоизм, а, наоборот, порадоваться тому, что усопший отправился в лучший мир. Потом призвали попрощаться с Валерием Тимофеевичем. Толпа зашевелилась, люди цепочкой по очереди подходили к гробу, возлагали цветы, некоторые касались губами воскового лба покойника и отходили, скорбя. Алена приблизилась, положила розы и сразу ушла, слившись с толпой уже простившихся.
Перед зданием выстроились рядком машины и микроавтобусы с траурными логотипами. Она узнала отцовские машины, но, следуя за группкой людей, села в один из автобусов. Ждали минут тридцать, когда рассядутся по машинам остальные, только потом тронулись. Еще столько же добирались до Смоленского кладбища, затем длинным кортежем проехали через кованые ворота. Люди выходили из машин и микроавтобусов, пристраивались к каким-то знакомым, сбивались в группы. В такой толпе она не сразу нашла отца. Кивнула ему, он в ответ подал какой-то знак – может, давай поговорим позже. Она гадать не стала, сразу отвернулась. Подумала, что нужно бы подойти к Жанне Валерьевне, выразить соболезнования, но ее окружали плотным кольцом многочисленные родственники и близкие друзья. Не расталкивать же…
И вдруг она напоролась на чей-то пристальный взгляд. Еще осознать ничего не успела, но сердце уже судорожно сжалось, на долгую секунду замерло, а потом замолотило неистово, как безумное, сотрясая все тело. Максим. Он стоял рядом с другими родственниками Жанны Валерьевны. Его время от времени кто-то звал, дергал, но, даже отвлекшись на миг, он снова и снова впивался в нее взглядом. Алена и сама не могла