Ген саламандры. Вероника Тутенко
не было ни ярых завистников, ни врагов, ни даже банальных недоброжелателей – настолько мирным, доброжелательным человеком он был всегда.
– Конечно, покажу, – неожиданно согласился Андрей Алексеевич, – но только я совсем не устал. Не отдыхал я сто лет в санатории и, думаю, не много потерял. Что за занятие – ходить туда-сюда по аллеям. Ванны-массажи – скукотища!
– Не обижай дочь! – нахмурилась Анастасия Сергеевна. – Она так хотела сделать тебе приятное…
Женщина помолчала в трубку несколько секунд.
– Если бы мы только могли заранее знать, что он встретит в санатории этого… оборотня!
Андрей Анатольевич сначала почувствовал взгляд-прицел между лопаток и только потом, обернувшись, увидел, что за ним наблюдают.
Обладатель взгляда-выстрела оказался не просто ничем не примечательным, а совсем ничем непримечательным человеком, даже как-то подчеркнуто обыкновенным.
Раз взглянешь, и сразу теряешь интерес.
Андрей Алексеевич хотел отвернуться («обмануло предчувствие»), но незнакомец остановил его взглядом и неожиданно дружелюбной улыбкой:
– Закурить не найдется?
– Не курю, – буркнул Андрей Алексеевич.
– И правильно. Я вот тоже в который раз пытаюсь бросить, и все никак. Бросаю и начинаю. Бросаю и начинаю. Кишка тонка, – мужчина развел руками.
– Это еще Марк Твен подметил, – погрозил пальцем Андрей Алексеевич. – Бросить курить легко. Я сам бросал раз сто…
Незнакомец засмеялся. Смех оказался скрипучим, похожим на всхлипы – как дверь, сорвавшаяся с петель на ветру.
Андрею Алексеевичу стало неуютно, он даже повел плечами, как от холода.
– Иди к нам, что один все время, как волк-одиночка? – махнул курильщик невысокому смуглому пареньку с коротким ершиком черных волос, мрачновато стоявшему в отдалении у каштана.
Тот послушно подошел.
– Есть закурить?
Паренек молча протянул ему пачку сигарет.
Мужчина взял ее всю и, снова со скрипом засмеявшись, отошел в сторону.
Паренек переминался с ноги на ногу, словно решая, остаться ему стоять рядом с некурящим незнакомцем или вернуться обратно к каштану.
– Как тебя зовут? – спросил профессор.
– Волчонок…
– Я спросил не кличку, а имя, – поморщился профессор. – Мы все-таки не собаки, а люди…
– Я не собака, я Волчонок, – с каким-то простодушным упрямством повторил парень. – Волк-одиночка. Но до волка я еще не дорос. А значит Волчонок.
– Вы только посмотрите на него, – развеселился профессор. – Не дорос он до волка.
– А вы умеете играть в теннис? – спросил неожиданно паренек.
– Нет. Как-то не приходилось.
– Хотите, научу? У нас в интернате были два корта…
– Пожалуй. Не знаю, получится ли, – засомневался профессор.
– Получится! – весело махнул рукой Волчонок. – Но, может, не сразу. У меня тоже сначала не получалось.
– Значит, ты интернатский? – послушно