Ген саламандры. Вероника Тутенко
и попытаюсь что-то узнать об этом Руслане, – пообещала девушка.
7
Коррекционный интернат произвел на начинающую журналистку совсем не то впечатление, какое она ожидала.
Уже само слово «интернат» ассоциировалось у девушки с чем-то казенно-неуютным. Теперь же стереотип рушился на глазах.
Снаружи здание представляло что-то среднее между школой и детским садом – только очень уж большое и замысловатое за счет многочисленных пристроек.
Качели во дворе, забытая игрушка на скамейке – какой-то анимационный головоног.
Директор, мужчина с широкими плечами и веселым взглядом, встретил гостью доброй улыбкой под густыми седыми усами.
Несколько ребят лет четырнадцати, стоявшие у входа, с любопытством рассматривали посетительницу.
– Сейчас мы с Мишей, – кивнул одному из группы, – покажем вам наше учреждение. Пойдемте сначала к дошколятам?
– Да, конечно… Скажите, – осторожно начала девушка, – у вас учился мальчик… Руслан…
–Руслан? – испуганно захлопал глазами Миша и даже втянул голову в плечи, точно приготовившись к удару.
Директор нахмурился.
– Был у нас такой мальчик… Намучились мы с ним. Когда я пришел сюда работать, вас еще и на свете не было, и за все двадцать лет, что я здесь, это единственный случай, когда мне не удалось найти подход к ребенку. Он… как волчонок. Здесь все вместе, и болезнь, и гены…
– Гены?
– Да… Мать пила, а отец отсидел за мошенничество. Ну да о покойниках не говорят плохо…
В дошкольном отделении директор только и успевал, как фокусник, доставать конфеты из карманов, и когда они опустели, повел гостью дальше, по коридору, по обе стороны разрисованного студентами худграфа.
– Значит, у него никого нет?
– Почему никого? У него где-то на Ильича есть бабушка. Она даже как-то брала его на каникулы к себе, но через две недели вернула обратно в интернат и больше никогда сюда не приезжала… Здравствуйте, Мария Петровна, – кивнул медленно шедшей навстречу пожилой женщине в белом халате.
– Здравствуйте, Евгений Петрович, – остановилась она, услышав обрывки разговора. Покачала головой. – Что, опять Себякин что-то натворил?
Директор вздохнул и покачал головой.
– Молчи, теть Маш…
– А что молчать, если всем известно, чистый гаденыш, колония по нему плачет. А хитрый, ой, хитрый, и не скажешь, что дурачок.
– Я попрошу Вас, Мария Петровна, в нашем учреждении подобных слов не произносить, – стал строгим голос директора. – И вообще нигде не советую, потому что нет такого слова «дурачок», а есть медицинское слово «диагноз», и диагноз в данном случае «олигофрения, степень дебильности».
– Дебилом-то его никак не назовешь, хоть и диагноз, – продолжала в том же духе женщина с добрыми морщинками. – И владеет он чем-то таким… гипнозом что ли, умеет другим свою волю внушать…
– Тетя Маша, я вас умоляю, – скривился директор. – Что вы такое говорите! Да еще и при людях. Да вы не слушайте ее, она вам такого наговорит…
– Ой, хитрый…