Моя 9-я жизнь. Альсан Каримова
лентой окаймлял белесый от подтаявшей наледи берег; лилово-синее небо, по краям озарённое рыжиной городских фонарей, трепетало и рябило над водою зыбкими, поспешными облачками, и казалось, что это оно стало жертвой полноводия, и что это оно вынуждено бурлить и спешить куда-то вдаль, в то время как надменная глянцевая река стоит на месте.
Воздух был промозглым от влаги, беспощадным в своей способности проникать под верхнюю одежду и пробирать до костей. Мы прошлись немного вдоль берега. Разговор не клеился. Влад смотрел на меня приветливо, но отрешённо, как смотрят люди, погрязшие в собственных раздумьях, на вопросы отвечал односложно, убивая тем самым все попытки снова разговорить его. В результате я тоже умолкла, остановилась у берегового откоса и занялась созерцанием вечернего пейзажа. Мой спутник некоторое время стоял чуть поодаль, а через пару минут подошёл ближе и взял меня за руку. Я глянула на него вопросительно, но тут же отвела глаза ― не выдержала сеанса изумрудного рентгена. Нет, я не преувеличиваю ― этот парень смотрел так, будто бы мысли мои читал! А те, надо заметить, были одурманены, восхищены, очарованы и наивны до дурости, ― такие лучше было не демонстрировать! Так, рука в руке, молча глядя на воду, мы простояли, как мне показалось, целую вечность. Но вдруг Влад издал обречённый вздох.
– Красивый перстень, ― как-то слишком холодно произнёс он. ― Любимое украшение? Вижу на тебе в третий раз.
Я не сразу поняла, что речь идёт о моём кольце.
– Это подарок профессора, ― кивнула я. ― Для меня это что-то вроде оберега, талисмана.
– Оберег, ― Влад усмехнулся. ― Веришь в такие вещи?
– Верю. А ты, как понимаю, ― нет? ― мне не нравился этот насмешливо-скептический тон.
– А я, как ты правильно понимаешь, ― нет. Итак, ― объявил он, ― действие второе, сцена первая: те же и облечённый праведным гневом Шиманский!
– Что???
Но объяснять Владу не пришлось: через миг моё внимание привлёк сердитый хрипловатый оклик. Непонятно откуда взявшийся тут профессор надвигался на нас с несвойственной ему поспешностью, на ходу извергая цензурные, но оттого не менее обидные ругательства.
– Я лучше пойду! ― шепнул Влад и действительно развернулся и пошёл прочь.
Дальше всё было похожим на неприятный сон: Влад ушёл, бросив меня на растерзание разъярённому крёстному, и последний буквально силком, едва не вывихнув мне руку, уволок с набережной «глупое, легкомысленное создание, за которым нужен глаз да глаз!», затолкал в свой Мерс и повёз домой. Всю дорогу он читал какие-то невнятные, но дико гневные нотации, обзывая меня то желторотой дурочкой, то слабомыслящей малолеткой. Однако, в чём же, собственно, состоит моя вина, ― так и не сказал. Я терпеливо молчала, не желая злить его ещё больше и тем самым подвергать наши жизни опасности: как выяснилось, под воздействием эмоций мой крёстный забывает