Шиза. Юлия Анатольевна Нифонтова
уходит к своей сестре – гадюке номер два, только ближе к двенадцати ночи, и то только после того, как по всем этажам часовых расставит. Так каждый год! – пояснила Зденка. – Раньше бы нам это знать. Квартиранты наши обратно на свои хаты подались. Подтянутся после полуночи. Робик вообще в училище натюрморт дописывает! У самого температура тридцать восемь. Мы его и так звали, и сяк… А он – это для меня лучший праздник – за любимой работой. Так один там и остался. Маньяк!
– Как бы нам ещё не пришлось ему компанию составить. Я лично домой не вернусь! – уверенно заявила Янка.
– Ладно, дети мои, не плачьте! Папа всё устроит, – успокоил всех Бэтмэн-Цесарский. – Щас Гапоша нам ключик от скульптурки вынесет, ему скульпитэр доверяет. Эх, и чтоб вы все без меня делали?
Как из-под земли, вынырнула сутулая фигура Гапона.
– С вами пойду, – пояснил он по дороге – Не могу там. Шум. Гам. Невозможно сосредоточиться. Коменда уйдёт – Талдыбай свиснет, если, конечно, ещё при памяти будет. Золушок наша малопьющий…
– Хромцов не подстрахует?
– Его как с утра старшаки завербовали, так мы его и не видели. Зазвездился.
Здание скульптурной мастерской с примыкающим к ней гаражом и столяркой располагалось напротив общежития. Удачно было и то, что из огромного окна отлично просматривались входные двери общежития, значит, есть возможность следить за тем, когда отчалит комендантша. В целях экономии мастерская на каникулах не отапливалась. Пробивал «колотун». Всё вокруг было засыпано характерной белой пылью. К тому же нельзя было зажигать свет, чтобы не обнаружить место дислокации.
Не раздеваясь, ребята сели на низкие ящики. Сгруппировавшись тесной кучкой, спрятались за учительским столом так, что из окна их почти не было видно. Гапон зажёг свечку, приладив её на ободранный табурет, заменяющий праздничный стол. Затем, как ширмой, загородил огонёк большой поздравительной открыткой. Достал из карманов четыре яблока и горсть шоколадных конфет. Самую большую конфету Гапон многозначительно протянул Зденке.
– Заботливый ты, братка! – восхитился Цесарский.
– Неужто наш профессор тоже в Зденку втрескался, – шепнула в Янкино ухо Большая Мать – Ну, всё, прощай трактат! Философия будет похерена.
Выяснилось, что у всех, кроме Зденки, с собой имеется по бутылке шампанского. Решено было начинать греться сразу, а не дожидаться талдыбаевского свистка.
На высоких скульптурных столах стояли незавершённые глиняные планшетки – контрольные работы за первый семестр. Где-то в самом тёмном углу, рядом с длинными ваннами, заполненными глиной, едва виднелась и Янкина планшетка с недолепленным рельефом. Ритм одинаковых прямоугольников, возвышающихся в темноте, придавал мастерской жуткий кладбищенский вид. Временами на компанию нападал нервный смех. Тогда Гапон начинал на всех цыкать, делая «страшные» глаза. От этого хохот становился истерическим. Все зажимали рты себе и друг другу и, производя ещё больше шума, падали с ящиков.
Большая Мать мастерски откупоривала шампанское,