Последняя ставка. Тим Пауэрс
поплелся дальше по улице, его все еще освещало солнце, но он двигался навстречу темноте, сгустившейся под нависшими на севере облаками. Вдоль тротуаров тянулись жмущиеся один к другому узкие домики; в это субботнее утро он видел только женщин, которые, стоя на коленях, ковырялись в игрушечных садиках, и мужчин, что-то делавших в своих гаражах с распахнутыми воротами под аккомпанемент визгливых ручных электроинструментов.
Рынок теперь назывался не «Молочный рынок Ардена», как когда-то, а «Рынок Херши», в здании через дорогу, где прежде была аптека, теперь помещалось агентство недвижимости, но в целом дома выглядели так же, и он попытался прибавить шагу.
– Скотт, замри.
Незабываемый голос прозвучал все так же властно, и Скотт автоматически повиновался. Он нерешительно повернул голову на звук голоса и увидел высокую тощую фигуру в тени под навесом старого ресторана «Виллидж-инн», в двадцати футах от покрытой лужами улицы.
– Оз?
– У меня в руке взведенный пистолет с разрывными пулями, нацеленный точно мне в сердце, – напряженным голосом произнес старик. – Кто твой приятель, которого ты оставил у воды?
– Это мой сосед. У него неприятности примерно того же сорта, что и у меня. Я…
– Что за чертов грузовик, на котором ты разъезжаешь?
– Грузовик?.. Тот, на котором мы приехали? Это его машина, «Сабурбан»; он покупает автомобили, которые распродают со штрафстоянок…
– Неважно. Какую книгу ты читал, когда мы поехали забрать Диану?
– Оз, ну, ты даешь! Разве такие вещи упомнишь? Хотя эту книгу я как раз помню: «Люди-монстры» Эдгара Райса…
– Что ж, он еще не сыграл следующую игру. Впрочем, она, вероятно, состоится на ближайшую Пасху. – Старик вышел из тени, опираясь на алюминиевую палку с четырьмя ножками. Розовый череп прикрывали редкие, белые, как вата, волосы; он был одет в мешковатый серый костюм с белой рубашкой и черным галстуком. Держа другую руку в правом боковом кармане пиджака, он медленно шел по мокрой мостовой к Скотту. – Чего ты хочешь от меня?
Перед единственным глазом Крейна все расплылось от слез.
– А где же «Как поживаешь?»? Христос! Я ошибся, я оказался глупым мальчишкой; но разве так уж мало глупых мальчишек? Неужели ты не простишь меня даже сейчас, через двадцать лет? Эта штука просто убивает меня, а ведешь себя, как…
– Ты очень плохо выглядишь, – резко перебил его старик. – Пьешь не в меру, да? А теперь, когда время уже ушло, разъезжаешь с каким-то чудаком на игрушечном грузовичке и пытаешься сообразить, как остановить дождь. Поганые дела. – Он оставил палку стоять на ее четырех ногах и, шагнув вперед, обнял Крейна свободной рукой. – Я люблю тебя, мальчик, но ты, можно считать, мертвец, – задушенно пробормотал он в воротник Крейна.
– Оз, Христос свидетель, и я тебя люблю, – ответил Крейн, поглаживая старика по узким плечам. – И пусть даже я мертвец, все равно очень рад увидеть тебя снова. Но послушай, объясни мне, что происходит. Каким образом я умудрился убить себя, сыграв в ту… в ту игру,