Опознание. Записки адвоката. Владимир Захаров
гору книг по русской литературе и даже законспектировал тематически тринадцатитомную (!) «Историю СССР». Правда, академики и профессора, сочинившие махину, облегчили мою задачу: первые семь томов охватывали период от каменного века до 1917 года, следующие шесть живописали оставшиеся пятьдесят лет… Что поделаешь, они были советские академики и советские профессора. Я закончил школу со средним баллом 3,8. Округленно, слава богу, 4. И я вдолбил себе в голову, что при этаком конкурсе смогу поступить, только сдав нее вступительные экзамены на «отлично».
И вот я стал карабкаться на заснеженную вершину. По времени мой альпинизм продолжался совсем недолго, меньше месяца. Но по душевным, так сказать, затратам – полжизни. Первый экзамен был история. Я протиснулся в коридор, до отказа забитый молодыми людьми обоего пола, и обалдел, увидев, как девочки-абитуриентки прижимают к груди… школьные учебники! Как это понимать? Или они – сумасшедшие, или я зря штудировал многотомные академические издания… Я вошел в экзаменационную комнату. Взял билет. Да, парень, ты, кажется, приплыл: первым вопросом в билете стояло развитие Московского княжества в XIV веке. Ничего себе! Как же я отличу XIV век от XIII с одного конца и XV с другого?! Куликовская битва – конечно, хорошо, но мало. Славно, что экзаменаторы не торопят. Я сидел довольно долго. Спасли, я думаю, два обстоятельства. Во-первых, каким-то чудом вспомнилось, что именно в XIV веке, и не где-нибудь, а в Московском княжестве были пущены в оборот бумажные деньги; во-вторых, передо мной «гастролировали» ребята до того дремучие (один из них, рассказывая о Русско-японской войне, так и не смог вспомнить ни крейсер «Варяг», ни канонерскую лодку «Кореец»), что на их фоне я смотрелся не так уж и плохо. Ответ на первый вопрос, особенно про бумажные деньги, расположил экзаменаторов в мою пользу. Причем до такой степени, что они закрыли глаза на провал в начале второго вопроса. Там нельзя было не провалиться, потому что вопрос назывался «Национальная политика Коммунистической партии Советского Союза». Это была ненавистная «идеология». Мерзость в чистом виде. Но мне сказочно везло в жизни на порядочных людей. Их было совсем немного, но, удивительное дело, они оказывались рядом в самый нужный момент. Профессора, который со мной беседовал, тоже, видно, тошнило от «идеологии». И когда я понял, что гребу куда-то не туда, тону, как чукча в анекдоте, и попросил разрешения начать сначала, профессор сказал: «Конечно. Почему же нет? Не волнуйтесь». И я сглотнул, зажмурился и выхлебал эту… национальную политику до дна. Хотя тарелку все-таки облизывать не стал. Профессор поблагодарил меня за ответ, поставил пятерку и пожелал успехов. Я не знаю его имени, но даже сейчас, почти тридцать лет спустя, мне становится тепло на душе, когда я его вспоминаю…
Дальше было сочинение, бой в темноте. Невидимая комиссия поставила мне четверку. За что, неизвестно; наверное, капнул лишнюю запятую. Или наоборот. Я гадал, стоит ли продолжать. Может, нет смысла мучиться?! Но, конечно, продолжил.
Судьба