Глиняный мост. Маркус Зусак
рассмеялся сквозь кашель.
Ошметки апельсиновой мякоти брызнули на прилавок.
– Ну-у, милая, и не мечтай. Если хочешь хорошее пианино, ну хотя бы мало-мальски приличное, приходи, когда соберешь штуку.
– Штуку?
– Тысячу.
– О. А можно поиграть?
– Конечно.
Но до сих пор она так и не играла ни на каких пианино, ни в этом магазине, ни в других. Если нужна тысяча долларов, значит, она накопит тысячу, и лишь тогда выберет инструмент, поиграет и купит его: все в один день.
И этим днем, как оказалось, стал нынешний.
Пусть даже ей не хватает пятидесяти трех долларов.
С оттопыренными карманами она зашла в магазин.
Хозяин просиял:
– Ага, пришла.
– Да.
Она тяжело дышала. Насквозь вспотела.
– Нашла тысячу?
– У меня…
Пенелопа вынула банкноты.
– Девятьсот… сорок семь.
– Да, но…
Пенни шлепнула ладонями о прилавок, оставив в пыли отпечатки пятерней, пальцы и ладони стали липкими. Ее лицо оказалось на одном уровне с лицом старика; лопатки едва не вывихнулись.
– Прошу вас. Сегодня мне нужно поиграть. Я отдам остаток с первых же денег – но сегодня мне обязательно нужно его попробовать, прошу.
Впервые хозяин не таранил ее своей улыбкой: его губы раздвинулись лишь для слов.
– Ладно, ладно.
Он указал рукой, одновременно двинувшись с места.
– Идем.
Конечно, он подвел ее к самому дешевому пианино; это был неплохой инструмент орехового цвета.
Она опустилась на табурет; подняла крышку.
Посмотрела на дорожку клавиш.
Некоторые были щербатыми, но сквозь бреши в своем отчаянии Пенни уже влюбилась, хотя пианино еще не издало ни звука.
– Ну?
Она завороженно обернулась, а душа ее теряла равновесие: она вновь стала Деньрожденницей.
– Ну что ж, давай.
И она кивнула.
Глядя на пианино, она вспомнила свою прежнюю страну. Отца и его руки у себя на спине. Она взлетала в небо, высоко в небо – и статуя позади качелей; Пенелопа играла и плакала. Несмотря на столь долгую инструментальную засуху, играла она прекрасно (ноктюрн Шопена) и чувствовала на губах вкус слез. Она втягивала их носом, засасывала и сыграла все верно, нота в ноту.
Девочка-сбивашка не сбилась ни разу.
А рядом пахло апельсинами.
– Ясно, – сказал старик. – Ясно.
Он стоял рядом, справа от нее.
– Кажется, я тебя понимаю.
Он продал ей пианино за девятьсот долларов и сам организовал доставку.
Да только вот беда: у продавца пианино была не только катастрофическая глухота и беспорядок в магазине, почерк его тоже приводил в ужас. Будь он хоть на йоту более разборчивым, ни меня, ни моих братьев никогда бы не существовало: вместо Пеппер-стрит, 3/7 он прочел в собственной записке 37, куда и отправил грузчиков.
Это их, как вы можете себе представить, разозлило.
Была суббота.
Через три дня после покупки.
Пока