Остров. Жанна Бочманова
чем говорили друзья-приятели – слишком уж глубоко погрузилась в свои невеселые мысли. Когда громкие голоса достигли, наконец, ее ушей, она повернула голову, только чтобы увидеть спину удаляющегося Остапчука. Он шел, резко махая руками, помпон на шапочке, подпрыгивая, бил его по макушке. Через пару шагов он остановился и крикнул:
– Никогда! Не хочу тебя видеть! Никогда! И приедешь – не звони! – увидев, как Юля смотрит на него во все глаза, поклонился ей и, махнув рукой в прощальном жесте, побрел восвояси.
Юля подошла к Гореславскому, но ничего не сказала. Он сам смотрел с сожалением на стремительно исчезавшую фигуру старого приятеля и, усмехнувшись, счел нужным пояснить:
– Мы всегда ссоримся. И всегда из-за одного и того же. Ничего. В следующий раз помиримся.
– А он кто? – осмелилась спросить Юля.
– Друг, – пояснил Гореславский. – Учились вместе. Он-то из коренных москвичей, на старом Арбате жил. А мои родители отсюда, из Липецка, переехали. Это мне лет двенадцать было. После школы я в Суриковский институт поступил, там с Мишкой и познакомился. С его талантом ему большое будущее прочили. Беда в том, что он идеалистом был, да, впрочем, и остался. Все про какие-то вселенские законы бытия толковал. Все ему справедливости хотелось. А сама понимаешь, как с такими идеями жить? Вот и влипал во всякие истории. А на последнем курсе его, вообще, выперли. Но все еще можно было поправить: восстановиться в институте – дипломная работа его была чудо как хороша… Но он в то время женился и тут уже не до искусства ему стало. Он, конечно, рисовал, но кому нужны картины недоучившегося художника? У нас же как? Без бумажки ты… сама знаешь кто.
– А почему он здесь? Он же в Москве жил?
– Так он женился на местной красотке. Говорю же – девки здесь чудо как хороши. Я как-то на каникулы сюда поехал и Мишку с собой позвал, ну и ему так понравилось, что каждое лето мы сюда наезжали.
Гореславский замолчал. Он до сих пор не знал, прав ли он был в той ситуации. Когда тебе всего двадцать пять, а впереди диплом и блестящие (как он думал) перспективы, ломать судьбу из-за женщины казалось ему крайней глупостью. И потом, он же не виноват, что Ольга залетела. Или виноват? Он понял, что ищет оправданий, как и сорок лет назад. Но он ее не бросал. Нет. Просто сказал, что еще рано жениться. Ему рано. Она, если хочет, пусть подождет, а он приедет за ней, когда устроится и начнет зарабатывать деньги. Не его вина, что у девушки предрассудки оказались сильнее, чем любовь – рожать без мужа – ах! что люди скажут. Вот и выскочила за первого встречного, чтобы «грех прикрыть». И не его вина, что первым встречным оказался Мишка Остапчук, лучший друг. Она, видите ли, ему тоже нравилась, и он не мог оставить ее в таком безвыходном положении.
Он его понимал и не понимал. Маленький щупленький Миша не пользовался такой популярностью у женщин, как плечистый рослый Жора. Ольга же была красива именно той истинно русской красотой, которую издревле воспевали поэты и писатели, и про которую неутомимо твердят иностранцы: русая коса до пояса, голубые глазищи в пол-лица, тонкая талия, крутые