Лебедь Белая. Олег Велесов
крутые горы вдоль по-над склонам огороженные прочными деревянными стенами. И вежи, точно сторожа, вставшие на защиту горожан от татей. А домов-то, домов! И не сосчитать! Весь берег усыпан ими словно земля листвой в осеннюю пору. Стоят, подпирают друг дружку бревенчатыми боками, горделиво пыжатся остроконечными крышами, резными наличниками. А меж ними снуют люди – сотни людей, тысячи! Что ж это за род такой многолюдный?!
Сколь раз слышала я от бабушки о городах могучих, но представляла их себе эдаким общинным домом, который всего лишь в два раза больше нашего, а вокруг двадцать, нет, тридцать изб. И ещё торжище – разложенный прямо на речном берегу у самых корабельных сходней товар, как делают у нас заезжие купцы. Но как же далека я была от истины! Наше торжище к киевскому имеет такое же отношение, как вязаное копытце к сапогу, и чем ближе мы подходили, тем больше я в этом убеждалась. Везде, куда только доставал глаз, стоят лодьи, ушкуи, струги; у причалов горой возвышаются тюки с товаром, коробы, корзины. Тут же грузят всё на телеги и везут куда-то прочь, может в амбары, а может сразу на торг. И не верится, что всё это кому-то нужно.
Я заворожено разглядывала открывшуюся мне картину, не в силах до конца поверить в то, что видят мои глаза. Я даже позабыла, что везут меня сюда не как гостью, а как рабу в цепи закованную. И может быть, уже сегодня жадные до красоты заморские купцы облепят меня подобно тараканам, будут разглядывать, трогать своими мягкими лапками, расплываться в скабрезных улыбках, отвешивать на весах серебряные гривны. Б-р-р-р-р…
Малюта повернул кормило, и лодья с разбегу врезалась носом в песчаный пляжик. От удара я едва устояла на ногах, но эта встряска пошла мне на пользу. Я будто очнулась от забытья, возвернувшись из мира грёз в мир живых людей, и огляделась. Малюта поставил лодью чуть выше киевских причалов, не то, чтобы далеко, но и не там, где все честные люди. Оно и понятно. Воевода Гореслав велел сбрасывать сходни, и пока двое дюжих разбойников возились с дубовыми мостками, прицепил к поясу меч и узкий боевой нож. Потом повернулся к Малюте, сказал что-то, кивая на меня, и сбежал на берег. Наверное, покупателей искать пошёл.
Я мысленно плюнула ему вслед и перевела взгляд на гору. Красавец-город, город-исполин смотрел на меня сверху вниз пустыми глазницами боевых вежей и молчал, надменно шевеля густыми бровьми-облаками. Ему было всё равно, что со мной станется.
Так вот ты каков, Киев-град? Ну здравствуй тогда.
2
Это может показаться странным, но такова суть людская – если одному человеку чего-то надобно, стало быть, непременно найдётся тот, кто это ему даст. Отыщет и даст. Вот я и отыскал. И не надо срамить меня и крыть последними словами. Не я задумал произвол, я лишь выполнил его. Я меч – не рука, за кровь с руки спрашивайте.
Я кивнул Малюте:
– Девку спрячь, покуда не вернусь.
– Не тревожься, воевода.
Я снова кивнул, сошёл на берег и обернулся. Милослава стояла, вцепившись пальчиками в борт, и смотрела на