О любви моей расскажет вечность. Валентина Нестерова
все тринадцать лет: Маша, в лучшем случае, Машенька.
– Возвращайся, – отвлёк её от воспоминаний Магистр.
Она послушно проскользнула в щель между лобной и макушечными костями, и чуть не вылетела обратно.
Какими же тесными и душными показались ей оковы тела!
«Если бы не Лада…» – мелькнула крамольная мысль.
– Машенька, пожалуйста, – теряя надежду, всхлипнула дочь.
Маша открыла глаза: я вернулась, дочка…
– Как же ты меня напугала!
– Всё хорошо.
– Если тебе что-то нужно, скажи…
– Я бы ещё поспала, – призналась Маша.
– Тогда я пойду, но, если что… – взглядом «всё для тебя сделаю» пообещала Лада.
– Я позову.
Когда за дочкой закрылась дверь, Маша встала с постели, огляделась.
Магистра не было.
На прикроватной тумбочке лежала флэшка.
«Собрание сочинений по мотивам моих воплощений» – безучастно подумала она, отмечая: голова не болит!
И вдруг!
Страх, удивление, сомнение, надежда, восторг – всё смешалось.
Неужели она узнает правду о себе? И наконец-то согласится со словами Цветаевой о том, что единственная обязанность на земле человека – правда всего существа, с которыми часто спорила, потому что не понимала их.
А теперь у неё появился шанс…
«Ну, же, смелее!» – будто за кадром прозвучал голос Магистра.
Она подключила флэшку, по экрану ноутбука поплыли знаки в виде геометрических фигур, похожих на те, с помощью которых на зреющих полях неведомые суфлёры посылают подсказки землянам.
«Время похоже на клубок пряжи, не знаешь… куда попадёшь…»
Когда кто-то невидимый рядом обречённо вздыхает, становится не по себе.
«Первый файл, четырнадцатый век, конец моего земного пути…»
– Если не хотите, я… – не придумав, чем успокоить Магистра, оборвала фразу Маша.
«Всё логично. Но сначала, не в качестве оправдания… – неожиданно материализовался он, – позволь рассказать тебе историю моей любви…»
– Конечно! – обрадовалась она снова видеть его…
– Мне было уже за пятьдесят, Софи чуть больше двадцати. Солнце выглядывало из-за туч, посмотреть на её красоту. Бутоны роз распускались при её приближении. Она была женой старого рыцаря, который семейным ссорам предпочитал баталии на поле брани. Но Софи не тяготилась своим положением: страсть была ей неведома. Я же, когда увидел её похожие на лесные фиалки глаза, превратился в костёр. Семь рыцарских добродетелей, коими я владел без сомнения, вдруг показались пресными, как крестьянские лепёшки.
Весна ещё не превратилась в лето. Кроны деревьев плели свои кружева. Весело щебетали птицы.
– Кажется, твой Бубенчик влюбился в мою Красотку, – засмеялась она, когда мы пришпорили своих коней на лесной поляне.
Нас же потянуло друг к другу в сто крат сильней. В сравнении с любовью к женщине, любовь к Богу – бесплотное умствование.
– Ты плачешь? – спросила