Алфавит грешника. Часть 2. Было Не было Могло. Владимир Лузгин
с Путиным, ей,
Пока она дышит, смердит и штыняет,
Нет дела до Родины будущих дней.
Не трогайте чернь, обойдётся дороже,
Не зря из неё уголовный собес
Напёрстничников и карманников множит
Под крышею власти в погонах и без.
Забудьте про чернь из любых категорий,
Когда по малинам толчётся она,
Сыта, дринканута и баб мухоморит
Под запахи рвоты, мочи и говна.
Не трогайте чернь, будьте выше и чище,
Задуманные завершая дела,
Среди вам подобных, кто истину ищет,
Какою бы горькой она ни была.
Забудьте про чернь, вечно помня о главном,
Что вам до мошенников или ворья,
Живущих в неведении православном,
Не трогайте чернь, бог ей будет судья.
«Завидую обычным христианам…»
Завидую обычным христианам.
Их вера есть, была и будет жить
Отдельно от вопросов окаянных,
Которых мне, увы, не разрешить.
Но кем же был Иисус из Назарета,
Считая, если жил такой еврей:
Пророком, проповедником, поэтом
Иль жалким искусителем людей.
Как получилось что в тогдашних книгах,
При чудесах по воле высших сил,
Никто из современников великих
Ему строки одной не посвятил.
Чем объяснить – больших и малых наций
Мыслители, кому я не чета,
Потратили века, чтоб разобраться,
И всё-таки не знают ни черта.
Притом что мною в памяти хранимо,
Когда народ Пилату на отказ,
Кричал: «Во имя Господа и Рима,
Распни! Пусть будет кровь его – на нас».
«Загнали в теплушки, сверяя со списком…»
Загнали в теплушки, сверяя со списком,
Согласно приказам высоких чинов.
Чтоб дёрнулись оси колёсные с визгом.
И поезд повёз на войну пацанов.
А старший постукивал трубкой резною,
А маршалы выпимши тискали баб,
У них в кабинетах не пахло войною,
Чего им до судеб каких-то растяп.
Пяти миллионов – в кирзе и обмотках,
До четверти – с опытом прошлых боёв:
В Китае с Монголией – с краткостью в сводках,
В Финляндии с Польшей – под грохот стихов.
Лишённых уже самолётов и танков.
Из тех, что собрали к началу войны,
И людям открылась режима изнанка,
Кто видеть хотел, не пугаясь цены.
А старший обкуривал новые трубки,
А маршалы баб волокли на диван,
Какое им дело до той мясорубки,
Во что превратился их каверзный план.
Теплушкам осталось до фронта недолго,
Горели глаза и сердца у парней
От чувства привитого Родиной долга,
От горьких известий отцовских смертей.
Когда те недавно в окопах сменили
Сынов своих перших, погибших в плену,
Которых предателями объявили,
Оправдывая этим власти вину.
А старший