Иисус для неверующих. Джон Шелби Спонг
на то, что имела в виду Церковь, когда устами Павла провозгласила, что “Бог был во Христе”. Именно полнота человечности Иисуса позволила его последователям ощутить в нем божественное начало. Человечность и божественность вовсе не были двумя разными явлениями, которые следовало мирить между собой, – чем так усердно занималась церковь первые пять веков христианской истории. Сама по себе предпосылка, постулировавшая необходимость такого примирения, оказалась ложной. «Ортодоксия», слово, по определению означавшее «верное учение», всегда исходила из дуалистической природы мира, разделенного на природное и сверхъестественное, духовное и телесное, человеческое и божественное. Сейчас этого мировоззрения уже не существует – и, следовательно, попытки примирить человеческое с божественным утратили силу. Как раз «ортодоксальность» и привела сперва к забвению человечности Иисуса; а затем Христос веры – все, что осталось после его «обожествления» – был уничтожен сочетанием взрыва светского знания и новых прозрений в библеистике. Теперь мне кажется, что новая отправная точка, в которой так нуждается христианство, не должна требовать от верующих участия в спорах о том, как соотносятся божественное и человеческое в Иисусе.
В этой книге я постараюсь найти эту новую отправную точку. Я не намерен препятствовать академическому знанию развенчивать одну за другой прочитанные буквально библейские истории или богословские конструкции, возникшие вокруг Иисуса из Назарета. Я последую туда, куда поведет меня истина. Как только эти конструкции распадутся – что, безусловно, и должно случиться, – я возьму то, что останется, а именно Иисуса-иудея, и заново взгляну на его жизнь, чтобы понять, что же в его человеческом облике заставило евреев в I веке утверждать, будто именно в этой жизни они соприкоснулись и общались со святым Богом. Мой путь лежит от известного к неизвестному, от человеческого к божественному, от земного к небесному, но не наоборот. Я постараюсь отделить исторического Иисуса от многочисленных мифологических наслоений, интерпретаций и претензий на чудеса, порожденных миром, ориентированным на сверхъестественное. На мой взгляд, можно показать, что большая часть из этих аспектов истории Иисуса не входили в ее смысл изначально, а являются лишь толкованиями, добавленными позже. Вопрос, к которому я намерен обратиться, звучит так: возможно ли постичь Иисуса, рассматривая его как совершенного человека, через которого мы проницаем смысл слова «Бог»? Если «да» – а я убежден, что «да», – тогда два моих параллельных потока смогут наконец слиться воедино. Если этот труд и правда приведет к такому итогу, не исключено, что он подготовит почву для нового мощного всплеска христианской энергии, равного которому не было уже много веков.
Выбор, перед которым стоит сейчас христианский мир, для меня очевиден. Мы можем и дальше делать вид, будто с буквалистским, безнадежно устаревшим и утратившим силу языком нашей веры нет никаких проблем и в нем ничего не надо менять, но результат, в конечном