Нежная война. Джулия Берри
по воскресеньям. Когда проповедь закончилась, Хейзел проводила мать до дома, а затем собралась в Таун-холл, чтобы провести вечер с отцом.
– Это не место для юной леди, – сказала ее мать. – Твоему отцу это не понравится.
– Я буду переворачивать для него страницы, – заверила ее Хейзел. – И ни на шаг от него не отойду.
И она не солгала. Девушка провела уютный вечер рядом с отцом, одетым в шляпу-котелок и полосатую рубашку с бабочкой. Его ловкие пальцы вдыхали жизнь в такие мелодии, как «Велосипед для двоих», «Я – Генри Восьмой», «Берти из Боу» и, конечно, «Типперэри».
Хейзел понимала, что игра отца не впечатлила бы месье Гийома – ее репетитора, – но ей все равно нравилось за ним наблюдать. Когда она была совсем крошкой, папа сажал ее на колени и играл так, словно ее кудрявая голова не закрывала ему ноты. Его гибкие руки с легкостью подчиняли себе октавы, исполняя популярный репертуар звезд музыкальных залов.
И они были настоящими звездами. Вечер за вечером исполнители завладевали сценой и сердцами жителей Поплара. Они выступали, они кланялись, а затем спешили к автомобилю, припаркованному на задней улице, чтобы успеть в следующий зал, чтобы снова выйти на подмостки. Самые популярные из них могли петь, танцевать, рассказывать шутки и показывать пантомимы всю ночь напролет. В цветастых костюмах, в офицерской форме, в откровенных платьях и блестящих пиджаках. А некоторые – с выкрашенным в черный цвет лицом.
Такие артисты приводили зрителей в восторг.
– Посмотрите на смешного негра! – визжали женщины. – Спой еще раз, черномазенький!
Но отцу Хейзел это не нравилось. Когда выступали мужчины с черной краской на лице, его рот складывался в напряженную, прямую линию, а взгляд не отрывался от клавиш.
– Твой папа – трус, Хейзи, – сказал он. – То, чем они занимаются – неправильно. Это отвратительно и не по-христиански. Если бы я был мужчиной, я бы уволился в знак протеста.
Отец взял ее за руку.
– Чем бы ты тогда занялся?
– Это не важно, – вздохнул он. – Я – трус. Я поддерживаю эту чушь, чтобы платить по счетам. Помни, мы все – божьи дети. Будь смелее меня.
Хейзел не могла представить себе ситуации, в которой ей понадобилось бы проявить смелость. Но уже очень скоро она вспомнит напутствие отца.
Первый свидетель
– Я хочу вызвать своего первого свидетеля, – сказала Афродита судье.
Арес кладет подушку на свою оголенную грудь.
– Ты же не позовешь сюда смертных?
– Держи себя в руках, – говорит ему богиня. – Ваша Честь? Вы позволите?
Гефест размышляет: на что он соглашается? План побега? Попытка позвать на помощь? Но она зашла так далеко в своей истории. Ему любопытно, и он молча кивает.
Она бросает взгляд на окно. По нему проносится яркий световой луч, и уже через секунду они слышат стук в дверь.
– Заходи, – говорит Афродита.
В номер заходит высокий мужчина в свободном полосатом костюме голубого