Нейтральной полосы нет. Евгения Леваковская
каникулы. Скидка же… – возразил Щипаков. Он даже пожал плечами, посмотрев Никите в глаза. Он не сразу сообразил, что значит заданный ему вопрос.
А когда сообразил, понял, уже – поздно.
Щипаков так испугался, как будто спирт был уже украден и зарыт. Ему даже в голову не пришло, что преступление-то еще не совершено, а стало быть, и отвечать не за что.
Понадобилось время, чтобы Пашка пришел в себя и мог членораздельно рассказать.
Денег, по их прикидке, должно было хватить на билеты с лихвой, потому что спирт они решили продавать не в первый день праздника, а в конце второго. Когда магазины закрываются, спирт задорого пойдет. Кроме того, имелась кое-какая договоренность…
– С кем?
Адресу Никита не удивился. Вернулся из мест заключения, под административным надзором сидит, а за подростков исподволь принимается. Не уследил – смотришь, а преступная группа – вот она! Сбиты. Из колоний ныне модно благостные документы писать. Перевоспитался и все такое прочее…
Разговор стоил Пашке недешево. На лбу у него и на верхней, детски-нежной еще губе выступил пот. Платка носового у Пашки не оказалось – у мальчишек они вообще редко водятся, – Никита протянул ему свой.
– Утрись. Мокрый ты. А как же вы не подумали, что из-за вас сестра пойдет под суд?
– Зачем же она пойдет, если ее обворовали?
– Но ведь ключ-то вы собирались на место повесить, чтоб за вами не кинулись. Как же она докажет? А за расхищение социалистической собственности, как за кражу, срок полагается, Паша. Тюрьма.
Щипаков молчал, завороженно следя теперь за каждым словом Никиты, за каждым жестом. Пока они вели невеселую беседу, далеко уплыли его корабли. Солнечные зайцы и те покинули комнату.
– Вот так, – сказал Никита. – Значит, нескладно получается, если мечту с жизнью не соотносить. Ну ладно, – Никита посмотрел на часы. – Будем считать, что спирт остается на месте. С Валерой и Кусковым я еще поговорю, да и с тобой тоже. А сейчас у меня к тебе еще один вопрос. Последний. Барометр-компас вы в незаселенном доме держите?
– Да, – сказал Щипаков. – В подвале, налево.
– Когда ты шел… – У Никиты не повернулся язык сказать «на кражу». Он сказал: – Когда ты шел на террасу, ты специально за компасом шел? Откуда ты знал, что он висит на террасе?
– А там окна широко открываются. Я его еще в прошлом году часто с улицы видел. У них есть теннисный корт, они там играют. Мы с ребятами ходили смотреть. А подальше и пруд есть. Когда они в Москву уезжали, мы пускали модели-кораблики.
Раскрытие несовершенного преступления его потрясло. А о совершенной краже он говорил спокойно, словно бы так оно и должно было быть, ничего особенного не произошло, просто взял компас, который ему нужен в путешествии.
– Чтоб сегодня же был здесь этот компас! Не будет меня, передашь дежурному. У нас заявление о краже, ты соображаешь или нет? Павел, это же кража! Срок положен за нее. Что с матерью будет, ты соображаешь?
– Куда же мне теперь? – после долгого молчания спросил Щипаков. Он был бледен, выглядел