Сергей Горбатов. Всеволод Соловьев
ты ли это? Какими судьбами?! Ах, дурень, дурень, кошкой вздумал мяукать!.. А я слушаю – что такое творится за дверьми, даже оторопь взяла. Коты не коты, уж не ребеночка ли подкинули – так и подумал – вот те Христос!
– Да не болтай ты, Перфильич, а впусти, ради бога!
Перфильич, огромный, тучный швейцар, нагнулся, подхватил Моську под мышку и внес его в сени, запирая за собою дверь.
– Пусти, черт! – пищал Моська. – И так с крыльца вашего свалился – ногу повредил, а тут ты еще все кости ломаешь… Пусти, медведь!
Громадный Перфильич осторожно поставил на пол карлика, присел пред ним на корточки и, ухмыляясь, глядел на него.
– Ну, шутка сказать – лет с пятнадцать не видались. И ничего-то ты с той поры не вырос!..
– И ты ничего не умалился, – перебил его Моська. – Да, полно, чего тут… Скажи-ка лучше – сам-то дома ли, встал ли?
– Нет; тут вчерашнего числа, вишь ты, было пированье; оно и то, пируем каждый день, с утра до вечера толчея в доме, ну, а вчерась просто дым коромыслом, далеко за полночь разъехались… Так он-то, полагать надо, еще не просыпался. А о тебе доложить, что ли? Это можно, я скажу камердинеру – он тебя примет. Слыхал я, куманек, про дела ваши. Хозяин-то помер! Царствие ему небесное! А ты это, верно, с молодым к нам пожаловал? Еще на сих днях мне дворецкий сказывал: за обедом, вишь ты, разговор был про вашего молодого барина, Лев-то Александрыч поджидает его…
– Так, так, голубчик! – повторял Моська, скидывая с себя шубенку и охорашиваясь перед большим трюмо. – Вчера вечером поздненько-таки приехали и очень мне нужно самого видеть – не упустить бы. Доложи-ка, куманек, да так, чтобы и сказал камердинер, что, мол, горбатовский Моська, – и большая-де надобность до его высокопревосходительства.
– Ладно, ладно! – отвечал Перфильич и пошел наверх по широкой лестнице.
Карлик вскарабкался на стул, оглядел парадные сени, устланные дорогим ковром, заставленные мраморными вазами и статуями. А потом вдруг подпер рукою свою маленькую головку, глубоко вздохнул и пригорюнился.
Между тем Перфильич уже спускался с лестницы.
– Ну, куманек, обожди малость, – встали и в уборной теперь. И приказано, как только брадобрей выйдет, так и провести тебя.
– Спасибо, спасибо! Да слушай-ка, подь сюда, Перфильич!
Перфильич подошел, и Моська, становясь на стул и все же подымая голову, чтобы глядеть в лицо кума, зашептал ему:
– Да, вот что еще. Может, как я буду у Льва Александрыча, молодой мой господин, Сергей Борисыч, приедет, так ты ему про меня ни слова, что я здесь. Я не сказался, и не должен он знать, что допрежь него виделся с вашим… Не выдашь, кум? А? Не выдашь?
Перфильич качал головою.
– Ах ты проказник! Видно, шутку какую выдумал? Ведь совсем старик уж, чай, а в головенке и до сей поры шутовства разные. Да ну, дури! Мне-то что за дело. Уж коли его высокопревосходительство ни одного дня без проказ проводить не может, так тебе и Бог велел.
«Проказы! Не проказы у меня на уме, – подумал карлик. – Ну а коли он так это обернул, то тем